«Во время нашей первой встречи мы провели вместе около трех часов, и я вскоре оценил динамичность его характера и огромную важность порученной ему миссии. Он прибыл в Лондон в период самых ожесточенных бомбежек, и мы были озабочены необходимостью решить множество проблем местного характера. Но для меня было ясно, что это был посланник президента, миссия которого имела колоссальное значение для самого нашего существования.
Гарри Гопкинс – необыкновенный человек. В его хрупком и болезненном теле горела пылкая душа. Это был обветшалый маяк, который освещал своими лучами путь к гавани великим флотам.
Начиная с первой совместной беседы между нами установилась дружба, стойко выдержавшая все испытания и потрясения. Он был самым верным и совершенным звеном связи между президентом и мной» [114] .
В личных встречах с Гопкинсом – а за две недели их состоялось двенадцать – Черчилль использовал весь коммуникативный арсенал лидера, чтобы склонить собеседника на свою сторону. Он был убедителен, красноречив, в меру эмоционален и заразителен. А главное, в результате этих встреч посланник президента понял – перед ним человек, великолепно владеющий тематикой, с филигранной точностью жонглирующий цифрами и фактами, излагающий все на доступном и понятном языке.
Разумеется, одними беседами дело не ограничилось. Старый лис Черчилль знал, что невербальные коммуникации могут дать намного больше. Не только мимика и жесты, не только интонации, но и демонстрируемое отношение к собеседнику, манера поведения с ним – все это играет огромную роль в процессе общения.
...
ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: Не только мимика и жесты, не только интонации, но и демонстрируемое отношение к собеседнику, манера поведения с ним – все это играет огромную роль в процессе общения.
Премьер не просто оказал доверенному лицу Рузвельта достойный прием – он представил его элите Соединенного Королевства, свозил к укреплениям южного побережья, продемонстрировал флот метрополии, стоявший на якоре в военно-морской базе Скапа-Флоу.
– Это наш щит! – с гордостью заявил британский премьер. – Если мы его потеряем, нам придется туго. Немцы пытались бомбить эту базу. Если они усилят бомбежки и если попадания будут удачны, наш щит погибнет, и нам нечем будет обороняться! [115]
Подобными демонстрациями Черчилль, во-первых, показывал решимость британцев к сопротивлению, а во-вторых, дал понять, что приезд Гопкинса очень важен для Англии и к его мнению здесь относятся уважительно.
В каких бы городах ни появлялся американский гость, премьер всем представлял его, объясняя, что это «личный представитель президента Соединенных Штатов». Гопкинса подобное внимание немного тяготило, но премьер был неутомим. Когда в Глазго уставший от переездов американец несколько раз пытался спрятаться за спинами других, Черчилль тут же замечал его отсутствие и вызывал вперед.
Не обошлось и без курьезов. Во время поездки в Скапа-Флоу часть пути пришлось проделать на эсминце, посадка на который проходила в трудных условиях качки. Черчилль, не раз ступавший на борт кораблей, с молодецкой удалью пробежал по трапу, даже не запнувшись в своем рассказе про африканскую кампанию. Морской опыт Гопкинса был значительно скромнее. Поднимаясь на борт, он оступился и лишь чудом избежал падения в воду: какая-то рука в последний момент схватила его за шиворот и втащила на борт.
На этом приключения горе-моряка не закончились. Окоченев от стужи, Гопкинс позаимствовал у генерала Исмея меховые авиационные сапоги. Едва он присел отдохнуть на какой-то предмет на палубе, проходивший мимо старшина, запинаясь, сказал:
– Простите сэр. Мне кажется, вам не следует здесь сидеть. Сэр, это… глубинная бомба! [116]
Несмотря на усталость и мелкие курьезы, Гопкинс остался доволен поездкой. Изменил он и свое мнение о британском премьере, чего трудно было бы ожидать, ограничься их общение лишь перепиской и телефонными звонками.
В отчетах Рузвельту Гопкинс писал:
«Черчилль олицетворяет правительство во всех смыслах этого слова. Я не преувеличиваю, подчеркивая, что он единственный человек в Англии, с кем Вам нужно провести исчерпывающий обмен мнениями. Я не могу поверить, что Черчилль недолюбливает Вас или Америку, – это просто бессмыслица».
...
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕН НИКОВ: «Черчилль олицетворяет правительство во всех смыслах этого слова».
Гарри Гопкинс
Или в другом письме:
«Ваш „бывший военный моряк“ не только премьер-министр, он – направляющая сила стратегии и ведения войны во всех ее основных проявлениях» [117] .
Не менее (а возможно, даже более) важным для Уинстона Черчилля было и то, что Гопкинс правильно понял потребности Великобритании.
«Самое главное замечание, какое я должен сделать, заключается в том, что большинство членов кабинета и все руководители Англии считают – вторжение неизбежно, – докладывал Гопкинс президенту. – Они днем и ночью напрягают все усилия, чтобы подготовиться к его отражению. Они верят, что вторжение может произойти в любой момент, но не позже 1 мая. При этом дух народа и его решимость сопротивляться вторжению выше всяких похвал. Как бы свирепо ни было вторжение, Вы можете быть уверены, что они будут сопротивляться, и сопротивляться эффективно. Поэтому я настаиваю самым решительным образом на том, что всякий шаг, который Вы можете предпринять для удовлетворения неотложных нужд Англии, должен основываться на предположении, что вторжение произойдет до 1 мая» [118] .
Черчилль одержал важную дипломатическую и стратегическую победу, убедив Гопкинса в неизбежности сражения, в силе британского народа и как следствие – в необходимости помощи. Столь эффективное действо стало возможно благодаря многим факторам, не последнее место среди которых заняли невербальные коммуникации.
Встречи с президентом
И Черчилль, и Рузвельт понимали, что визит Гопкинса в Великобританию – это всего лишь прелюдия к их личной встрече, необходимость в которой назрела уже давно.
«Черчилль хочет встретиться с Вами, и как можно скорее, – писал Гопкинс в своих письмах-отчетах президенту. – Я рассказал ему обо всех затруднениях, испытываемых Вами, пока законопроект о ленд-лизе не принят. Я уверен, что такая встреча между Вами и Черчиллем совершенно необходима – и притом в ближайшее время, так как бомбежки продолжаются и Гитлер не ждет решений Конгресса» [119] .
Сам Черчилль говорил о необходимости встречи с президентом следующим образом:
«Мне очень хотелось встретиться с Рузвельтом, с которым я вел уже в течение двух лет переписку, становившуюся все более и более дружественной. Кроме того, наше личное совещание еще больше подчеркнуло бы крепнущее сотрудничество Англии и Соединенных Штатов, встревожило бы наших врагов, заставило бы призадуматься Японию и ободрило бы наших друзей» [120] .
Черчилль предложил отплыть «с небольшой группой сопровождающих на крейсере и как бы случайно встретиться с президентом в назначенном месте, чтобы на досуге обсудить все проблемы» [121] .
