Предчувствие будущего премьера не обманет. Бронепоезд попадет под обстрел, сам Черчилль будет пленен, а дерзкий побег принесет ему первую славу.
– Неужели Уинстон идет рука об руку со сверхъестественными силами, которые указывают ему путь? – воскликнет Эткинсон [596] .
«Я часто задавалась тем же вопросом, – добавляет леди Бонэм Картер. – Снова и снова наблюдая за жизнью и успехами Черчилля, я приходила к выводу, что у него была непосредственная связь с судьбой. Когда говоришь об Уинстоне, трудно не поверить, что его жизнь не направлялась сверхъестественным лучом, – кто-то назовет это судьбой, кто-то инстинктом. Это какая-то высшая сила, которая вмешивалась в события и много раз хранила его для служения определенной цели» [597] .
Черчилль действительно верил в судьбу.
«Чем больше живешь, тем больше понимаешь, что все зависит от случая. Тем труднее верится, что ключевую роль в человеческой деятельности играет слепое сочетание различных событий, – отмечал он. – Случай, фортуна, удача, судьба, рок, провидение воспринимаются мной как нечто единое, только названное разными словами. Непосредственное влияние, которое каждый из нас оказывает на свою жизнь, постоянно контролируется внешней, высшей силой. Если каждый из нас проанализирует последние десять лет своей жизни, он обратит внимание, что крошечные события, нисколько не важные сами по себе, в действительности управляют нашими достижениями, нашей карьерой» [598] .
Черчилль полностью разделял точку зрения своего великого предка, генерал-капитана, первого герцога Мальборо, который указывал, что «большинство событий предопределены судьбой. Когда делаешь все максимально хорошо, остается лишь терпеливо ждать результата» [599] . Именно так Черчилль и поступал, когда в 1930-е годы последовательно и методично критиковал политику умиротворения Болдуина – Чемберлена, зная, что придет тот день, когда слова станут реальностью и нация вспомнит о его предупреждениях.
Черчилля нисколько не смущало, что время было против него и с каждым годом он все более приближался к пенсионному возрасту. Он полагал, что, когда настанет его звездный час, у него хватит сил не прогнуться под исполинской ношей премьерства.
«Я не верю в невыносимые нагрузки премьерства, – заявит он накануне своего 60-летнего юбилея. – Есть старая поговорка, которая гласит, что Господь дает человеку столько сил, сколько ему необходимо. На собственном опыте я убедился: в критических ситуациях есть что-то в самом факте вызова. Когда знаешь, что вопросы первостепенной важности зависят от тебя, это активизирует скрытые резервы, поднимая тебя на вершину великих событий» [600] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «На собственном опыте я убедился: в критических ситуациях есть что-то в самом факте вызова. Когда знаешь, что вопросы первостепенной важности зависят от тебя, это активизирует скрытые резервы, поднимая тебя на вершину великих событий».
Он смело мог повторить за Питтом-старшим, который сказал герцогу Девонширскому:
– Милорд, я уверен в том, что смогу спасти эту страну, я и никто другой [601] .
«Сила гарантирована любому, кто служит великой цели», – подытожит политик уже после окончания Второй мировой войны [602] .
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Сила гарантирована любому, кто служит великой цели».
Веру в свое предназначение Черчилль не потерял и после поражения на выборах в 1950 году, когда в политических кругах опрометчиво заговорили о том, что эта избирательная кампания станет последней для 75-летнего лидера консерваторов. Черчилль был уверен в предстоящей победе. По его мнению, она была не за горами.
«Я знаю, что снова стану премьер-министром, – скажет он одному из своих секретарей. – Я просто знаю это» [603] .
Предчувствие не обманет опытного политика. Пройдет полтора года, и он вновь въедет на Даунинг-стрит, впервые в своей жизни став премьер-министром по результатам всеобщих выборов. На тот момент Черчиллю будет семьдесят семь лет.
Уверенность Черчилля в своих способностях к лидерству – следствие непоколебимой веры в собственное предназначение. В какой бы ситуации ни оказывался британский политик, он никогда не пасовал перед трудностями. И не важно, о чем шла речь: о новой ступени в политической иерархии или о чем-то другом.
«Должен тебе признаться, что я бы очень хотел попрактиковаться в искусстве управления крупными военными формированиями, – писал Черчилль своей супруге в 1909 году. – Я чувствую уверенность в себе, уверенность в решении подобного рода вопросов» [604] .
Сталкиваясь с чем-то неизвестным, он не задавался вопросом: «Справлюсь ли я?» Ответ был для него очевиден. Не случайно девиз Черчилля – «Я никогда не думал о самоограничении – только о самовыражении» [605] . Он всегда смело засучивал рукава и активно принимался за дело. Подобная модель поведения была одинакова как для военных ведомств – Адмиралтейства, Министерства военного снабжения, Министерства военно-воздушных сил, – где британский политик чувствовал себя словно рыба в воде, так и для структур, с тематикой которых он был менее знаком. Например, Казначейство.
...
ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Я никогда не думал о самоограничении – только о самовыражении».
Черчилль никогда не был на «ты» с математикой, но это нисколько не смутило его, когда он ответил согласием на предложение премьер-министра Стэнли Болдуина возглавить второй по значимости пост в политической иерархии Соединенного Королевства. Он сказал: «Я согласен, это полностью соответствует моим амбициям» [606] . По словам Роя Дженкинса, который также в свое время возглавлял Министерство финансов, это было «неожиданное и счастливое» назначение, одним из следствий которого должны были стать «осторожность в утверждении собственных взглядов» в малознакомой для Черчилля области. Однако, по мнению Дженкинса, в этом и заключалась дерзость гения, который настолько уверенно взялся за исполнение новых обязанностей, «как будто имел за своими плечами суммарный опыт таких канцлеров Казначейства, как Гладстон, Дизраэли, Ллойд Джордж и Бонар Лоу» [607] . К слову заметим, что дольше Черчилля пост министра финансов занимали лишь Уолпол, Питт, Пиль и Гладстон, каждый из которых впоследствии стал премьер-министром.
Поведение Черчилля может показаться высокомерным, однако эта модель окажется единственно правильной, когда от его уверенности как лидера будет зависеть судьба нации.
Лидер, источающий уверенность
В начале Второй мировой войны Черчилль входил в число немногих членов правительства, кто был полностью уверен в предстоящей победе.
«Не считая Уинстона, военный кабинет пропитан духом пораженчества, – с прискорбием отмечал депутат от Консервативной партии Лео Эмери на третьи сутки после вступления Великобритании в войну. – Не верю, что он сможет просуществовать больше нескольких месяцев» [608] .
Для Черчилля никакой другой альтернативы, кроме продолжать сражаться, не было.
