Спустя три года после означенных событий Лондон посетит делегация бурских генералов. Черчилль, тогда уже член парламента от консервативной партии, будет представлен главе делегации, генералу Луису Боте. После официальной части Уинстон познакомит собравшихся со своими приключениями в Южной Африке. Когда он дойдет до кульминационного момента пленения, Бота неожиданно воскликнет:
— Разве ты меня не узнаешь? Ведь это же я брал тебя в плен!
Всегда склонный к излишней драматизации, Уинстон с радостью признает в Луисе того всадника.
[160]
Впоследствии Бота и Черчилль станут близкими друзьями, но если их дружба и не вызывает никаких сомнений, то сказать то же про совместное участие в пленении не представляется возможным. По всей видимости, Луис Бота, не владевший в совершенстве английским, был просто неправильно понят своим другом. Генерал хотел сказать, что это он командовал тем округом, где произошел данный инцидент. Уинстон же превратил свое пленение в легенду, в которую поверил, и до конца жизни будет пытаться убедить в этом других.
Попав в плен, Уинстон оказался в очень щекотливом и, по правде говоря, опасном положении. По законам военного времени всякое гражданское лицо, принимающее активное участие во время сражения, приговаривалось к расстрелу. Если бы это было во времена Первой или Второй мировых войн, не прошло бы и десяти минут, как под грохот барабанов приказ был бы приведен в исполнение. Но один из буров ответит ему:
— Мы не каждый день ловим детей лордов.
[161]
18 ноября 1899 года кортеж с военнопленными достиг Претории, где их разместили в Государственной образцовой школе, временно преобразованной в тюрьму. Пленение станет мучительным испытанием для нашего главного героя. Позже он будет вспоминать: «Это были одни из самых монотонных и несчастных дней в моей жизни. Я был не в состоянии ничего писать или читать. Меня ничто не забавляло. Вся жизнь превратилась в бесконечную скуку. Когда солнце садилось и сумерки отмечали конец очередного злополучного дня, я, обычно прогуливаясь во дворе, только и думал, какой бы найти выход, чтобы силой или хитростью, сталью или золотом, вернуть себе свободу».
[162]
Вместе с командиром бронепоезда капитаном Халдейном и сержантом Бруки Черчилль принялся разрабатывать план побега. В ходе длительного наблюдения было замечено, что во время обхода в определенные моменты часовые не могут видеть верхний край стены. Игра света и тени мешала постовым различать восточную сторону стены, превращавшуюся в результате светового контраста в сплошную темную полосу. Этим и решат воспользоваться беглецы.
Когда уже все детали будут обговорены, Черчилль сядет за письменный стол, положит перед собой листок бумаги и мелким, но разборчивым почерком примется писать прощальное письмо директору Государственной образцовой школы Луису де Сузе:
…
«Сэр, имею честь вам сообщить, что, поскольку я не признаю за вашим правительством какого-либо права удерживать меня как военнопленного, мне ничего не остается, как совершить побег. В связи с тем, что я твердо уверен в договоренностях, которые мне удалось достичь с моими друзьями на воле, искренне надеюсь, что покидаю это здание навсегда. Пользуясь случаем, также хочу отметить, что нахожу ваше обращение с пленными корректным и гуманным. Поэтому, как только я вернусь в расположение британских войск, тут же постараюсь сделать об этом заявление. Кроме того, мне хочется Вас лично поблагодарить за доброе отношение, проявленное к моей персоне. Надеюсь, что через некоторое время мы сможем встретиться вновь, только уже при совсем иных обстоятельствах. Сожалею, что не могу попрощаться с вами лично с соблюдением всех формальностей».
[163]
Галантные манеры уходящего века. Англо-бурская война станет последней джентльменской военной кампанией, когда отправлявшимся на фронт офицерам разрешалось брать с собой любимую еду, напитки, оружие и лошадей. Чтобы еще более скрасить пребывание благородных мужей на фронте, известный торговый дом «Фортнум и Мейсон», специализирующийся на изысканных продуктах питания и напитках, организует даже «Южноафриканскую военную службу» для снабжения фронта деликатесами. Как упоминается в одной из биографий, посвященных тому периоду, «…офицеры везли с собой наборы туалетных принадлежностей, отделанные серебром и золотом, антикварные ружья работы Перди или Уэстли-Ричардса, лучших гунтеров и седла, изготовленные такими мастерами, как Гордон с Керзон-стрит. Они брали с собой камердинеров, кучеров, грумов и егерей…».
[164]
Джентльмен всегда остается джентльменом. И покидая без разрешения заведение де Сузе, Уинстон не мог не поблагодарить его за хорошее отношение к своим подопечным. Упомянув же про своих «друзей на воле», будущий премьер-министр попытался выгородить Халдейна и Бруки, пустив буров по ложному следу.
На следующий день, 12 декабря, дождавшись темноты и уловив подходящий момент, Черчилль с сообщниками подкрались к стене. Схватившись за верхний край, Уинстон быстро перелез через стену и, тихо спрыгнув в соседний сад, принялся ждать остальных. Примерно через час он услышал с противоположной стороны стены знакомый голос капитана Халдейна:
— Выбраться не можем. Охрана что-то заподозрила. Все пропало. Можешь перелезть обратно?
— Нет, я пойду один, — решительно ответил Черчилль.
[165]
Надвинув себе на лицо шляпу и неторопливо пройдя по ночным улочкам Претории, Уинстон вышел в пригород. В его кармане было 75 фунтов и четыре плитки шоколада. Все остальное — компас, карта и мясные кубики — осталось в карманах Халдейна. К тому же Черчилль ни слова не знал ни по-голландски, ни по-кафски.
Обнаружив исчезновение потомка герцога Мальбора, власти объявили всеобщую тревогу. Как вспоминает один из военнопленных Адриан Хофмайер:
— Побег Уинстона парализовал всю бурскую администрацию. Мне даже кажется, что в данной суматохе они совершенно забыли о войне.
[166]
По всем железнодорожным станциям и патрулям было разослано свыше трех тысяч сообщений с подробным описанием внешности и фотографиями беглеца. За Черчилля, живого или мертвого, было объявлено вознаграждение — 25 фунтов стерлингов.
Дерзкий побег породил множество всевозможных слухов, которые тут же были подхвачены местной прессой. Например, редакция «Standard and Diggers News» со знающим видом утверждала, что Уинстон бежал, переодевшись в женское платье.
[167]
