Надежды оказались напрасными. Перед дверью топтался пугающе
тощий мужчина в спортивных штанах, подтянутых к самому горлу, и заправленной в
них футболке. На костлявых ногах у него были синие массажные тапки. Образ
дистрофика и доходяги дополняли квадратные очки в толстой «черепаховой» оправе.
— Видите ли, я сосед, — сообщил он, интеллигентно
покашляв в кулак. — Я, конечно, понимаю — вечеринка, но нельзя же… совсем
распускаться. Мы же люди, а не животные! Я смотрел телевизор, и тут… Все же
слышно! Такие слова — уши вянут. Нельзя ли как-нибудь попросить Антона Никифоровича
перестать выражаться?
Лариса немедленно распахнула дверь пошире и сделала широкий
жест рукой:
— Пойдите и попросите его сами!
— Меня зовут Петя, а вас? — спросил очкарик, робко
переступив порог.
— Сейчас не время любезничать, — отрезала
Лариса. — Ступайте на кухню и попытайтесь урезонить Антона Никифоровича.
— А он что — не в себе?
— Слегка. Совсем чуточку, — успокоила его Лариса,
зашла сзади и подтолкнула в спину.
Петя пронесся по коридору и влетел в кухню. Она тоже решила
туда заглянуть, но тут снова зазвонил ее мобильный телефон.
— Да! — отозвалась она, подумав, что начальница
вспомнила что-нибудь чрезвычайно важное. Однако это оказалась не начальница, а
Ларисина мать.
— Привет, мам! — сказала Лариса, изо всех сил
стараясь сдержать эмоции.
— Ларисхен! — воскликнула та задорным
голосом. — Какие у тебя на завтра планы?
Этот вопрос мог означать только одно — мать наметила
серьезное мероприятие и уже поставила галочку напротив ее имени.
— Работаю, — быстро ответила она. — У меня
профессор из Ирландии. — И для правдоподобия добавила:
— Джеймс О'Нейл. А что?
— Ну… Ты же с ним не весь день занята, правда? Хочу
пригласить тебя на ужин.
— Нет, мам! — взмолилась Лариса. — Я не могу!
Никак не могу. Профессор у меня сложный, круглосуточный.
— Ты что, баюкаешь его на ночь? — В голосе матери
появилось раздражение.
Так бывало всегда — она находилась в хорошем расположении
духа ровно до тех пор, пока все шло, как она задумала.
— Мам, я правда не могу!
— В кои-то веки я решила проявить о тебе заботу, и вот
— ты отказываешь мне наотрез.
— Какую заботу? Ты решила напечь для меня блинов?
— Нет, все гораздо серьезнее, Ларисхен. Помнишь мою
подругу Ирину Зайцеву? Ту самую, что была замужем четыре раза и прошлым летом
летала на Борнео? Так вот — у нее есть сын Костя. Потрясающе умный! Кандидат
наук. Работает в каком-то проектном институте, пишет научные статьи. Его даже
приглашали в американский университет читать лекции. — Она с трудом
перевела дух и нелогично закончила:
— К тому же он высокий.
— Ты что, решила меня сосватать? — догадалась
Лариса. — Свести с сыном твоей ужасной Зайцевой? Да-да, она ужасная,
несмотря на то что побывала на Борнео.
— Почему у тебя такой истеричный голос? — перебила
ее мать. — Я знаю, почему. Ты одинока, раздавлена жизнью…
— Я не раздавлена. Я на коне, мама!
— Не выдумывай. За контору переводчиков нельзя выйти
замуж. Только неполноценные женщины ставят карьеру впереди семьи.
— Несусветная глупость.
— Конечно, что ты еще можешь сказать? Остается лишь
отрицать очевидное!
И она бросила трубку. Лариса поежилась. Поддерживать
родственные отношения — тяжелая работа.
Спрятала телефон в сумочку и прислушалась. В кухне вяло
переругивались. Идти туда категорически не хотелось. Она огляделась по сторонам
и только тут заметила, как красиво обставлена комната. Диван выглядел роскошно
— большой, уютный, с двумя туго набитыми подушками. Она стащила с него плед,
завернулась и прилегла, поджав под себя ноги. Ровно через минуту глаза ее
закрылись, а губы сладко чмокнули.
Ей приснился потрясающий сон — холмы Коннемары, и она на
белой лошади скачет по зеленой траве. Рядом с ней молодой и полный сил
профессор О'Нейл с рыжими бакенбардами. Глаза у него голубые, как Ирландское
море.
— Послушайте, дорогой агент! — вклинился в этот
прекрасный сон голос, исполненный потустороннего ужаса. — Проснитесь,
пожалуйста. Пожалуйста!
Лариса резко села и увидела прямо перед своим носом
физиономию Жидкова. Ночь была в самом разгаре — в окне, похожем на аквариум с
черной водой, плавал меланхоличный месяц. Его серебряный свет стекал с подоконника
на паркет, едва освещая комнату.
— Дорогой агент, — горячечным шепотом повторил
Жидков и показал пальцем себе за спину. — У нас в квартире все умерли.
Лариса свесила ноги с дивана, протянула руку и включила
торшер. Зажмурила глаза, потом открыла их и потрясла головой. Жидков выглядел
ужасно. Голова втянута в плечи, а в опухших глазках мечется страх, словно
летучая мышь, попавшая в кладовку.
— Там, — повторил Жидков, дернув небритым
подбородком. — Ужасно страшное…
— Где страшное? Что?
— Вся кухня в трупах! — Жидков заговорил
тонюсеньким голоском и сцепил руки в замочек перед грудью, словно собирался
петь арию. — Они валяются повсюду!
— Не выдумывайте, — одернула его Лариса и, кряхтя,
поднялась на ноги. В ее голове, словно клочья тумана, висели обрывки сна,
поэтому она никак не могла сосредоточиться.
Однако на кухню все-таки пошла.
— Не включайте свет! — закричал позади нее Жидков,
и голос его сорвался с таким визгом, как будто сломалась вгрызшаяся в дерево
электропила.
— Ради всего святого, не орите, — пробормотала
Лариса и нажала на выключатель. Присела, ахнула и воскликнула:
— Боже праведный!
Кухня и в самом деле была усеяна телами. Четырьмя. Все
четыре тела крепко спали, разинув рты и запрокинув головы. Ужаснее всего
выглядел сосед Петя в сползших на подбородок очках. Вероятно, его угощали
коньяком из той самой бутылки, в которую Лариса подсыпала снотворное. Петины
веки были приподняты, а из-под них глядели в неопределенном направлении
остекленевшие глаза. Девицы расположились много живописнее. Только одна чудом
удержалась на стуле, две остальные валялись на полу в художественных позах.
Никто не храпел, не сопел, все дышали тихо, поэтому в кухне висела зловещая
тишина.
Жидков, отважившийся заглянуть через Ларисино плечо,
почувствовал страшную слабость и медленно осел на пол, уткнувшись лицом в
колени. И протяжно заскулил. Перед его мысленным взором, словно в замедленной
съемке, проплывали кошмарные воспоминания. Вот он стоит с графином в руке и
кричит: «Убью всех!» Вот он прыгает на соседа Петю и пытается стукнуть его лбом
о разделочную доску. Еще он отлично помнил страстное желание крушить все
вокруг. Боже, что на него нашло?! Девицы довели его до сумасшествия! Он слетел
с катушек и… Задушил их? Заколол чем-нибудь острым? Что он натворил?!
