Два курьеза. У брата Семеновой горничная очень гордится тем, что жених ее большевик, ее хозяин сказал ей, что прежние жандармы были куда интереснее, она вся зарделась: «Да мой Василий и был раньше жандармом».
В доме в Староконюшенном делали большевики обыск в нескольких квартирах, их спросили, почему не во всех? «Мы делаем только по ордеру охранки, по ее данным», – гласил ответ!
Лидов говорил, что Вильгельм ответил на предложение о мире, что он может его заключить только с преемником Николая II или с Учредительным собранием, с отдельной же партией не может. Если хотят, пусть отводят войска на 100 верст от фронта.
Был Цявловский, он провел всю неделю в Лоскутной гостинице среди маклеров, комиссионеров и коммерсантов. Он говорит, что паника их была пошло глупа. Когда ушли юнкера, они целую ночь ждали пыток и смерти от большевиков. Бежали в шубах и собирались прыгать в окна. Боначич (тенор) за одну ночь похудел.
В коридоре Цявловский встретил одетого старого коммерсанта с чемоданом в руках. «Вы куда?» – «А вы разве не одеваетесь?» – «Зачем?» – «Не знаю». Когда же он хотел переписать всю провизию, так как у повара была только картошка, все отказались, имея большие запасы. Потом какой-то генерал поднял «женский» вопрос, но Цявловский об этом не хотел рассказывать – очевидно, хотели «делить» женщин. Когда пришли большевики, люди эти стали выкладывать перед ними большие деньги и предлагать им, но те держались корректно: «Нам этого не надо, да и скоро эти бумажки ничего не будут стоить». Еще когда уходили юнкера, то они предложили всем офицерам идти с ними вместе защищать Кремль. Все отказались, кроме одного безрукого, которого Цявловский удержал. Между прочим, есть большая офицерская организация, которая вызывала Жилинского, но отказалась идти с ним. Они теперь послали к Каледину.
Без даты
[186]
140 гласных собрались перед кабинетом городского головы. Никитин просил разойтись. Вооруженная сила прибегла к насилию. 20 солдат. Протокол. Перешли в университет Шанявского и заседали до 8 ч. Открыл заседание Минор, речь Руднева, который просит обсудить будущее, ждет директив. Астров о погибели святого. Резолюция кадетская – управа д[олжна] осмотреть Кремль и все исправить на всенародные средства, установить жертвы, удалить со службы служащих нарушителей. Дума и Управа не слагают полномочий. Сысин (объединенец) говорит, что идет разговор о совместном министерстве (шиканы), Гендельман (эсер) вносит резолюцию из семи пунктов, очень хорошую. Брюхатов присоединяется – Лев Дмитриевич (Брюк) против соглашения. Все комиссары, как крысы, уже ушли, кроме двух. Все присоединяются, за исключением пяти человек. Сысин перешел к меньшевикам. Предложение Астрова о Кремле принято. Отношение Управы глухо: Управа действует, и служащие должны ей подчиняться, если же это было нарушено, то она даст директивы.
Ржев, Смоленск, Вязьма и Гжатск взяты Корниловым. Каледин захватил Тамбов и Воронежскую губернию. Большевики против Корнилова. Войска, шедшие сюда, задержаны под Гжатском – разобраны рельсы. Социалисты революционеры уговорили их приехать в Москву. Они большевиков просили не идти. Мы не пошли, потому что из Ставки приказ остановиться.
[187]
Государственный банк открывается на один час и охраняется революционным войском. Представители иностранных держав признают только выборное представительство – Думу. Революционное правительство заседает, но его никто не слушает. Дума собирает Собор из представителей городов (Телеграмма вернулась разорванная, что сделал комиссар на телеграфе) 8-го Собор. От Москвы 25 человек. Жизнь в городе совершенно спокойна. Разрушений нет, кроме телефона по приказу Керенского или К[омитет] о[бщественного] с[пасения] закрыл телефон (а Думу не впустили). С юнкерами невероятная жестокость. У Керенского 1500 ч[еловек] войска. С ними он бы мог справиться, п[отому] ч[то] комитет был под сомнением – они посылали делегатов к Керенскому. Сражение не по его инициативе. Отряд управляется пленными офицерами, разбит вдрызг. Керенский уехал в Ставку. Вместе с Думой продолжали действовать. Большевики настаивают на премьере с (министро[м]) труда. Ленин ни разу не прошел. Чернов – кандидат – он на юго-западном фронте. Авксентьев тоже кандидат. (Предполагают), что Авксентьев был министром внутренних дел и Покровский, военный – Верховский, морской – Вердеревский, иностранных дел – Салтыков, юстиции – Мамонтович и Соколов, просвещения – Салазкин, почт и телеграфов – Мамонтович (брат), земледелия – Маслов, продовольствия – Пешехонов и Теодор (?).
[188] Был приказ арестовать Пешехонова. Финансов – Рожков, Сави(цкий) и Кузовкин, торговли – Милютин, жел[езных] дорог – Бернацкий.
Керенский предлагал Правлению бывших городск[их] работников отказаться работать с большевиками […]
[189] заявление, требуя порядка. Доклад от позавчера.
[190] Приехал делегат, чтобы установить восстание, – опоздал на два дня. Минор утверждает, что вся власть до Харькова в руках Каледина. На север от Харькова – большевики. Корнилов с Калединым. Каледин имеет большой успех, действует осторожно и не против революции.
[191]
Доклад Филатьева в Городском комитете нар[одно]-соц[иалистической] партии
Начало ноября
26 октября Комитет общ[ественной] безопасности потребовал, чтобы 56-й полк, считавшийся верным, покинул Кремль, на что полк не согласился. Комитет общественной безопасности не решался брать на себя ответственность за кровавое столкновение. Срок сдачи был назначен на 27 октября, но и 27-й полк не был выведен. Украинцы, бывшие там и присоединившиеся к 56-му полку, заявили, что согласны выйти, но только вместе с 56-м, а он не соглашался. Начались опять переговоры и чувствовалось смущение Военно-революционного комитета. А в Ком[итете] общ[ественной] безоп[асности] все обсуждали вопрос, как быть. Решено было принять некоторые меры, но не доводить до столкновения. Наконец вечером сам Рябцов поехал в Кремль уговаривать. Он долго не возвращался, а к ночи вернулись его спутники (Ровнов, Мастрюков и другие), очень взволнованные и заявили, что его чуть не убили, что разговаривать даже не хотят и что только Муралов и Ногин спасли его жизнь, а что из Кремля его не хотят выпускать – он заложник. Следовательно, если открыть военные действия, он будет убит. Положение было очень тяжелое, причем военные нервничали и впадали в истерику больше штатских. Филатьев считает, что если все не кончилось еще большей катастрофой, то только благодаря штатским. Чтобы извлечь Рябцова, вызвали нелегальным путем большевиков, и к двум часам ночи добились возвращения Рябцова, и тут произошла странная вещь: он заявил, что ни смертью, ни арестом ему не грозили, что он остался там сам (Филатьев убежден, что он подвергался опасности и молчал об этом по тактическим соображениям). Рябцов говорил, что активно действовать не надо и что он позволил себе изменить условия соглашения в том отношении, что солдаты будут сменены в Кремле не юнкерами, а солдатами 192-го полка, который верен правительству. В Кремле было два верных броневика без бензина, но в них тоже начали сомневаться. Командный состав был против активного выступления. Юнкера и казачья сотня, стоявшие на карауле кругом Кремля, требовали его взятия. В ту же ночь явился целый ряд делегаций от юнкеров и разных офицерских школ, из резолюций которых, особенно из резолюции представителей Алексеевского училища, ясно стало, что среди них начинается движение правых Комитета общественной безопасности, который оказался между врагами слева и справа. Юнкера и офицеры на ряде митингов постановили сменить Рябцова и хотели выбрать Брусилова (главным образом, офицеры).
