Книга Вызовите акушерку. Тени Ист-Энда, страница 3. Автор книги Дженнифер Уорф

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вызовите акушерку. Тени Ист-Энда»

Cтраница 3

В работе Джейн была безнадёжна. Как бы она ни старалась, ей не давались даже простейшие дела. Хозяйка вечно на неё сердилась, и Джейн стала пугливой, неуклюжей и постоянно всё роняла. Она всегда боялась ошибиться и всегда ошибалась, её увольняли, приходилось искать новое место – и всё начиналось сначала.

Сложно найти более бездарную горничную, чем Джейн. Она была совершенно непригодна для службы – ведь часто случается, что умные люди теряются, сталкиваясь с бытовыми неурядицами.

Бедная Джейн! Я как-то наблюдала, как она пытается зажечь газовый фонарь. У неё это заняло сорок минут. Сперва она рассыпала спички, после чего последовательно сломала решётку, разбила стекло, порезалась, подожгла кухонное полотенце и обои. Неудивительно, что её то и дело увольняли.

Помню ещё, как однажды она пролила на пол пару капель молока. Дрожа и всхлипывая, она повторяла: «Сейчас уберу, сейчас уберу!» – после чего вымыла пол во всей кухне, сдвинув столы и стулья. Остановить её было невозможно. Я спросила сестру Джулианну, почему она такая.

– В детстве её сломали, – объяснила сестра. – Тут уже ничего не поделаешь.

Джейн редко выходила и никогда не ночевала за пределами Ноннатус-Хауса. Единственной, кого она навещала, была Пегги, что жила на Собачьем острове со своим братом Фрэнком.


Пегги сложно было назвать пухленькой – на ум скорее приходило слово «пышная». Её фигура олицетворяла покой, а огромные серые глаза, обрамлённые чёрными ресницами, смотрели мечтательно и чувственно. Чистая нежная кожа сияла, а когда она улыбалась – а это происходило частенько, на щеках появлялись очаровательные ямочки, и вы уже не могли отвести от неё взгляд. Она казалась воплощением соблазна.

Однако Пегги не принадлежала к тем праздным дамам, что умащают себя кремами и притирками и играют с мужскими сердцами. Пегги была подёнщицей. По утрам она убиралась в конторах, днём чистила богатые дома в Блумсбери и Найтсбридже, а по вечерам отмывала рестораны и банки.

Три раза в неделю Пегги убиралась в Ноннатус-Хаусе, и после её ухода дом благоухал воском и карболовым мылом. Все её любили. Её красота услаждала взор, а улыбка поднимала настроение. Она неизменно напевала, пока возилась со щётками и мылом, и голос у неё был нежный и лишённый фальши. Репертуар её состоял из старомодных народных песенок и гимнов из тех, что учат на уроках и в воскресных школах. Слушать её было одно удовольствие, даже когда она просто говорила.

Пегги была ко всем добра и словно никогда ни на что не сердилась. Помню, как я как-то вернулась в середине ночи (сейчас кажется, что дети появлялись на свет исключительно по ночам, и чаще всего во время дождя), вся мокрая и чумазая. Мне пришлось сорок минут прождать на Манчестер-роуд, пока не сведут мост, разведённый для прохода грузовых кораблей, и я была не в духе. Шагая по холлу, я даже не видела, что оставляю следы на чу́дной викторианской плитке, которую Пегги только что отскоблила дочиста. Когда я уже поднялась по лестнице, вдруг что-то заставило меня обернуться, и я заметила, какую грязь развела.

– Простите, пожалуйста! – воскликнула я виновато.

– Не вздумайте извиняться! – с улыбкой запротестовала Пегги и тут же снова опустилась на колени.

Она была куда старше, чем казалась. Глядя на её гладкую кожу с несколькими морщинками у глаз, вы бы дали ей не больше тридцати, но на деле ей было под сорок пять. Она была гибкой, как девочка, и двигалась необычайно грациозно. Многие женщины мечтают выглядеть так в её годы – так в чём же заключался её секрет? Что за внутренний радостный свет озарял её черты?

Хотя они были ровесницами, Пегги выглядела лет на двадцать младше, чем Джейн. Её мягкие округлости резко контрастировали с костлявыми конечностями Джейн, ясная кожа казалась ещё свежее на фоне её сухих морщин, а белокурые локоны совсем не походили на седые патлы. Пегги заразительно хохотала, а хихиканье Джейн только раздражало. Но Пегги была невероятно нежна со своей подругой, терпеливо сносила её постоянные оплошности и нервную болтовню и как никто умела её рассмешить. Когда приходила Пегги, Джейн словно немного успокаивалась, чаще улыбалась и даже как будто меньше боялась всего вокруг.


Брат Пегги, Фрэнк, торговал рыбой, и все звали его Фрэнком-рыбником. Все сходились на том, что он продаёт лучшую рыбу на Крисп-стрит. Неизвестно, было ли дело в самой рыбе или же в его трудолюбии или обаянии. Возможно, секрет крылся в успешном сочетании этих факторов.

Он мало спал, поднимался в три часа ночи и отправлялся на Биллингсгейтский рыбный рынок. Ему приходилось таскать за собой тележку – мало у кого в те дни имелся грузовик. На рынке он сам выбирал каждую рыбину, поскольку досконально знал пристрастия покупателей, а в восемь утра уже раскладывал прилавок на Крисп-стрит.

Фрэнк любил свою работу и обладал, казалось, неистощимым запасом энергии. Он веселил всех вокруг, и большинство портовых рабочих получали на обед копчёную селёдку, поскольку их жёнушки были не в силах устоять перед сокрушительным обаянием Фрэнка – он совал им скользкую рыбу, подмигивая и украдкой пожимая руку.

В два часа дня он сворачивал торговлю и брался за доставку. Учёта он не вёл, но своих покупателей знал прекрасно и никогда не ошибался. В Ноннатус-Хаус он приходил дважды в неделю, и они с миссис Би были лучшими друзьями, хотя она и недолюбливала мужчин.

Жены у Фрэнка не водилось, а поскольку он хорошо зарабатывал и всегда был в прекрасном расположении духа, половина местных жительниц вздыхала по нему. Но ему это всё было безразлично. «Женат на своей рыбе», – ворчали они.

Казалось странным, что они дружат с Джейн – она патологически стеснялась мужчин. Если к нам приходил булочник или водопроводчик и она открывала дверь, это была катастрофа: она принималась щебетать, суетиться и пытаться им угодить, что выглядело крайне нелепо. Но с Фрэнком всё было по-другому. Его вечные шуточки и прибаутки становились мягче, и Джейн отвечала застенчивыми улыбками и благодарными взглядами. Или влюблёнными, как предполагали мои коллеги Синтия и Трикси. Неужели зажатая, высохшая Джейн втайне страдала по шумному рыбнику?

– Возможно, – говорила Синтия. – Это так романтично! Бедняжка Джейн. Он ведь женат на своей рыбе.

– Никаких шансов, – отвечала прагматичная Трикси. – Будь она в него влюблена, то вовсе не могла бы с ним разговаривать.

Как-то раз, вернувшись от Пегги и Фрэнка, Джейн печально сказала:

– Как бы я хотела иметь брата. Будь у меня брат, я была бы счастлива.

– Ей не брат нужен, а любовник, – ядовито заметила Трикси чуть позже, и все мы от души посмеялись.


Только потом я узнала печальную историю их дружбы. Джейн, Пегги и Фрэнк вместе выросли в работном доме. Девочки были ровесницами, Фрэнк – на четыре года старше. Джейн и Пегги стали лучшими подругами и делились всем: их кровати в общей спальне на семьдесят человек стояли рядом, за обедом они сидели вместе и вместе работали. А главное, они делились мыслями, чувствами, горестями и маленькими радостями. Сегодня работные дома кажутся приметой далёкого прошлого, но для людей, попавших в такие заведения – вроде Джейн, Пегги и Фрэнка – этот опыт стал определяющим.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация