– Но вам же он не понравился!
– Что ты, понравился, разумеется! Не говори глупости. Вечно ты всё путаешь!
Я со смехом поцеловала её и отправилась на кухню к миссис Би.
Только позднее я осознала, какой груз лежит теперь у меня на плечах. Что же делать?
«Монополия»
Обещание – дело святое, но воровство – это преступление, и данное сестре Монике Джоан слово никому не говорить об украденных ею украшениях висело на мне таким тяжёлым грузом, что я с трудом сосредотачивалась на работе. Стащить несколько пар шёлковых чулок и платков, конечно, нехорошо, но воровство украшений, в том числе крайне ценных – это уже серьёзное дело. Обычно ничто не может нарушить мой сон, но тут я не могла заснуть. Если рассказать обо всём сестре Джулианне, она снова вызовет полицейских, и те опять будут обыскивать комнату сестры Моники Джоан куда более тщательно. Возможно, они найдут что-то ещё – в какой-нибудь коробке или в нижнем ящике прикроватной тумбочки. Против неё наверняка выдвинут более серьёзные обвинения.
Её могут тут же арестовать, невзирая на возраст. Я решила не думать об этом. Надо во что бы то ни стало защитить сестру Монику Джоан. Я никому не скажу об услышанном.
В ту неделю мне особенно тяжело давалась работа с беременными. Их было слишком много, погода стояла чересчур жаркая, а вокруг носилось большое количество детей. Мне хотелось кричать. После окончания приёма мы с Синтией убирались: она отмывала приборы для анализа мочи, я оттирала рабочие поверхности.
– Что-то случилось? – спросила она. – Ты в последнее время сама не своя.
Мне сразу же стало легче. Её низкий голос подействовал как бальзам на мою неспокойную душу.
– Откуда ты знаешь? Так заметно?
– Ну разумеется. По тебе всё видно. Давай, не держи в себе. Что случилось?
Кроме нас, в клинике было ещё две сестры – они разбирали записи.
– Потом расскажу, – прошептала я.
После вечерней молитвы, когда все легли, мы с Синтией уселись в гостиной с остатками пудинга, и я вкратце поведала ей об украшениях.
– Однако! – присвистнула она. – Неудивительно, что ты такая тихая. И что будешь делать?
– Никому из вышестоящих я говорить не собираюсь. Я и с тобой поделилась только потому, что ты заметила.
– Но нельзя же молчать. Расскажи сестре Джулианне.
– Она сообщит в полицию, и сестру Монику Джоан могут арестовать.
– Глупости. Никто её не арестует. Она слишком старая.
– Откуда ты знаешь? Тут всё серьёзно, я же говорю. Это тебе не пару раскрасок стащить.
Синтия немного помолчала.
– Я всё же не думаю, что её арестуют.
– Вот именно, ты ж не знаешь наверняка. Ты можешь ошибаться. Если её арестуют, она умрёт.
В дверь постучали.
– Эй, девушки, как насчёт партии в «Монополию»? Никто вроде не рожает. Все детишки спят. Вы как?
– Входи, Чамми.
Камилла Фортескью-Чолмели-Браун. Потомок династии верховных комиссаров в Индии, окончила престижную школу Реден и завершила образование в швейцарском пансионе. В нашем маленьком кружке Чамми представляла сливки общества. Голос у неё звучал как у какого-то комедийного персонажа, и она была такой высокой, что её вечно высмеивали. Но она отвечала на все шпильки с неизменной доброжелательностью.
Чамми подёргала за ручку.
– Старушки, так дверь-то закрыта! Что у вас там? Тёмные делишки обтяпываете, не иначе!
Синтия рассмеялась и открыла.
– У нас тут есть пудинг. Если хочешь, сходи за блюдцем, а заодно позови Трикси.
Когда она вышла, Синтия повернулась ко мне:
– Думаю, лучше рассказать девочкам. Они не обязаны докладывать полиции, но, наверное, что-нибудь придумают. Отец Чамми был в Индии комиссаром округа или кем-то в этом роде. А кузен Трикси – солиситор, так что она, может, немножко разбирается.
Я согласилась. Всё же приятно было разделить с кем-то тревогу после всех этих одиноких метаний.
Девушки вернулись, вооружённые ложками и тарелками, а Чамми – ещё и с полем от «Монополии». Мы разложили пудинг. Синтия уселась на единственный стул, а мы втроём устроились на кровати, туда же поместили поле и подложили книги, чтобы оно не съезжало. Я была против игры, но Синтия сказала, что это поможет нам сбросить напряжение, и оказалась права.
Мы раздали банкноты и распределили их по пачкам, пока Синтия рассказывала им о случившемся. Трикси расхохоталась.
– Ничего себе! То есть она у нас тут подворовывает, оказывается, а никто ничего и не подозревает. Вот ведь старая лиса!
– Ах ты злюка, не смей так говорить о сестре Монике, а не то…
– Не надо здесь скандалить, – вмешалась Синтия. – Если хотите ссориться, выйдите.
– Прости, – неохотно пробормотала я.
– Я буду прилично себя вести, – добавила Трикси. – Даже не буду обзывать её лисой. Но согласитесь, это сенсация. Воображаю себе заголовки: «Истинная жизнь порочной монашки».
Она бросила кубики.
– Две шестёрки. Я начинаю.
– Вот этому я и хочу помешать, – огрызнулась я. – Полиция ничего не узнает.
Я передвинула фишку.
– Ливерпуль-стрит. Беру.
Я решительно выложила банкноты и взяла карточку.
Чамми бросила кубики.
– Это военный совет, и я на твоей стороне, старушка. Самое главное – спасти сестру Монику Джоан от происков полиции, верно? Значит, всё, молчок, рот на замок.
Синтия задумчиво потрясла стаканчиком и бросила кубики.
– Ну, кто-нибудь всё равно узнает, даже если мы будем молчать. Полицейские снова обыщут комнату, они же не дураки.
– Я уже об этом думала, – ответила я. – Может, забрать украшения у неё из спальни и спрятать?
– Не говори ерунды! Тогда ты станешь подельником.
Трикси, на мой взгляд, всегда была чересчур резковата.
– А что такое подельник? Вроде бездельника?
– Подельники – это значит сообщники. Можно участвовать в подготовке преступления или в сокрытии следов, но ты всё равно виновата, – объяснила Трикси и отдала кубики Синтии. Та бросила их.
– Она права. Если украшения найдут у тебя, полицейские скажут, что ты подначивала старушку. Жутко неловко и непонятно, как выкручиваться. Нет, нам надо доказать, что она сама не знала, что творила.
Чамми передвинула фишку, но решила воздержаться от покупки. Трикси немедленно вмешалась:
– Я возьму. А ну-ка отойди. Вообще-то наша старушка кумекает получше многих. Она всё просчитала. Кто заподозрит монашку? Она на это и ставила.
