– Не уверена, – Синтия подвинула фишку. – Энджел-Айлингтон. Беру. Мне нравятся синие улицы. По-моему, она всё жё немного в своём уме.
– Да чушь это всё, – огрызнулась Трикси. – Она отлично соображает. Ты же видишь, как она всеми вокруг крутит. И она прекрасно понимает, что делает, поверь. Ей не повредило бы еще разок пообщаться с полицией. Так, банкир, я хочу поставить по дому на каждую свою улицу.
Банкиром у нас была Чамми. Пересчитав деньги, она заметила:
– Не согласна с тобой. По-моему, если к ней ещё раз придут полицейские, её хватит удар.
– Так и будет!
Я так швырнула кубики, что они вылетели за пределы поля и упали на пол.
– Полиция никогда не узнает. Уж я позабочусь об этом.
Синтия подняла кубики – у неё, как у хозяйки комнаты, было право сидеть на единственном стуле.
– Мне кажется, что всё не так просто. Тебе же надо говорить «только правду и ничего, кроме правды».
– Ну это же только в суде, а до суда пока что дело не дошло, – возразила я. – Парк-лейн. Покупаю.
– Ты вообще думаешь, что делаешь? Я уже купила Мейфэр, зачем тебе эта улица? В любом случае, если тебя вызовут в суд, придётся говорить всё как есть.
Я решила не брать Парк-лейн, и Трикси радостно её ухватила.
– А если соврёшь, то это будет считаться препятствием следствию. Мне кузен рассказывал.
Настала очередь Чамми.
– Да, я тоже о таком слышала. Это своего рода сокрытие улик, очень серьёзная штука. Пудинг, кстати, отменный. Ещё не найдётся?
– Нет, но в шкафу есть печенье. Дайте-ка я подвину стул. Может, выпьем кофе?
Трикси потрясла головой:
– Нет, у меня есть идея получше. Брат купил мне на Рождество пару бутылок хереса – решил взбодрить меня в этой унылой монастырской дыре. Выпьем сейчас, глядишь, придумаем что-нибудь. Нам нужно принять какое-нибудь решение. Давайте, несите стаканы для чистки зубов.
Трикси слезла с кровати, а Чамми вспомнила, что с предыдущих посиделок у неё остались шоколадки и засахаренный имбирь. Я пошла к себе за стаканом и финиками с фигами.
Мы вновь устроились вокруг поля от «Монополии», которое сползало при малейшем движении. После некоторых споров о местоположении фишек и домов мы разлили херес, набрали себе закусок и продолжили игру.
Трикси очевидно побеждала. У неё стояли дома на Парк-лейн и в Мейфэр, и ей то и дело выпадали отличные очки. Все останавливались на её улицах и были вынуждены платить, сопровождая процесс негодующими стонами. Херес шёл отлично. Чамми наконец сформулировала вопрос, который мучил нас всех.
– Откуда, по-вашему, старушка взяла все эти цацки? Надо сказать, херес хорош, а из стаканчика для чистки зубов пьётся куда приятнее, чем из этих бокалов. Может, из-за привкуса пасты? Я, кстати, ходила как-то на кулинарные курсы, но там нам такого не рассказывали. Если снова попаду туда, посоветую им. Чёрт, вернитесь на пять клеток назад, я же теперь в тюрьме!
– Такими темпами мы и сестру Монику Джоан в тюрьму сегодня отправим, – хихикнула Трик си. – Ну извините, извините, не надо так реагировать! Выпей лучше хереса.
Синтия подлила мне.
– Да, я тоже не понимаю: откуда у неё это всё? В Попларе же не торгуют дорогими украшениями.
Разумеется, у Трикси был ответ и на это.
– Я думаю, она ездила в Хаттон-Гарден. Тут недалеко, всего несколько остановок на автобусе. Эдакая набожная монашка бродит по магазинам. Никто и не заподозрил в ней воровку.
– Она не воровка! – воскликнула я. – Не смей так говорить! Она…
– Так, тише, тише. Мой ход. Я получаю двести фунтов за проход через старт. Давай, банкир, проснись и раскошеливайся.
Чамми выпрямилась.
– Вы знаете, я всё же думаю, что надо сообщить в полицию. Просто чтобы не чинить препятствия.
– Чему?
– Уликам.
– Чушь какая-то.
– Да нет, это ты меня не слушаешь.
Синтия надёжно спрятала свои двести фунтов в бюстгальтер.
– Наверное, ты имеешь в виду препятствия следствию.
– Я ж так и сказала.
– Нет, ты сказала «препятствия уликам».
– Ну это одно и то же, всё равно преступление.
– Что?
– Препятствовать уликам – это преступление.
– Ты хочешь сказать «скрывать улики»?
– Я так и сказала!
– Нет, не так.
– Слушайте, вы уже начали повторяться, – вмешалась Трикси и взяла карточку из стопки. – В любом случае, сейчас мой ход. То есть, по-вашему, нам надо обратиться в полицию?
– Да, потому что иначе мы будем мешать следствию.
– Нет, потому что тебе понравился тот полицейский!
– Неправда! Да как ты смеешь! – багровая от смущения Чамми одним глотком допила херес.
– А вот и правда, он тебе понравился! Я же видела, как ты стеснялась и хихикала, когда он приходил.
– Какая же ты мерзкая! Не смей про меня сплетничать!
Бедная Чамми выглядела так, будто вот-вот расплачется, поэтому Синтия поспешила ей на помощь.
– Трикси, ты сейчас опять всё запутаешь, ты же даже на карту не посмотрела! Переверни её.
Трикси повиновалась и издала скорбный вопль.
– Всё пропало, я банкрот! Так нечестно. Давайте-ка, меняйте свои дома на отели, мне придётся всё продавать. Подлейте мне, тут надо хорошенько подумать.
Она взяла себе ещё шоколада и очередную порцию хереса.
– Могу купить у тебя Парк-лейн и Мейфэр за полцены, – сказала я снисходительно.
– Нет уж, я за полцены ничего не продам.
– Ну это на твоё усмотрение.
– Вот именно, усмотрение, – вдруг вмешалась Чамми, задумчиво глядя в стакан. – Надо всё оставить на углядение правосудия.
– Да нет такого слова – «углядение»!
– А вот и есть, и это обязательно. Я знаю. Мне папа рассказывал. У него знакомый так не сделал, а потом что-то такое случилось, не помню что, но ничего хорошего.
– Очень полезные сведения, большое спасибо. Так, слушайте, я буду всё продавать на аукционе. Не нужна ли кому-нибудь эта бесценная собственность? Готова отдать за восемьдесят процентов от начальной цены. Лучше предложения не найдёте. Ну ладно, семьдесят процентов. До половины не опущусь, и не надейтесь.
В этот момент у Чамми свело судорогой ноги – её рост не позволял подолгу сидеть, скрючившись, и теперь она со стоном потянулась, сбив поле.
– Ну вот, значит, я выиграла, – удовлетворённо заявила Трикси. – Всё очевидно.
