Хотя сестра Моника Джоан обращалась к судье, голос её звенел на весь зал. Она выразительно повела рукой в сторону присяжных, которые слушали как околдованные, хотя и не понимали ни слова.
– Но как к вам попали эти украшения? – спросил представитель обвинения. Она сердито обернулась.
– Я не знаю, молодой человек! Я не ясновидящая, я всего лишь скромный искатель вечных истин. Эти драгоценности, которыми все так заинтересовались, обладают собственной судьбой, собственным сознанием и своей энергией. Когда атом возбуждается, он создает магнитные поля. Вас не учили этому в школе, молодой человек?
Представителю обвинения уже было под пятьдесят, и он явно перестал понимать, что происходит.
– Нет, мадам, этому в школе меня не учили.
– Вас не учили, что всякая материя подчиняется законам гравитации?
– Сестра, я разбираю дело об украденных украшениях. Вы хотите сказать, что украшения переместились из ювелирных лавок в вашу сумочку благодаря гравитации или магниту?
– Не знаю. Я не ясновидящая. Лишь Господу известны все истины. Вопросы, извечные дурацкие вопросы. Вы утомили меня своими вопросами, молодой человек. Неужели в моём возрасте не положен отдых?
Сестра Моника Джоан подняла руку к лицу и чуть пошатнулась. В зале ахнули.
– Можно присесть? – пробормотала она, и к ней подбежал пристав со стулом. Она слабо улыбнулась. – Вы так добры, так бесконечно добры… бедное моё сердце. Благодарю вас, милорд.
У вас есть ещё вопросы?
– Вопросов больше нет, – сказал представитель обвинения.
Сестра Моника Джоан произвела на всех хорошее впечатление. Хотя большинство присяжных не поняли из её речей ни слова, её искренность и убедительность действовали завораживающе. Возраст и хрупкость вызвали у них сочувствие. Казалось вероятным, что вердикт будет «невиновна».
Судья распустил собрание до двух часов дня.
Дневное заседание открыл представитель защиты.
– Сестра, вы удобно сидите?
– Вполне, благодарю.
– Постараюсь не утомлять вас своими вопросами.
– Вы очень добры.
– Согласно вашему утверждению, вы не знаете, как эти драгоценности оказались у вас.
– Не знаю.
– Но они вам принадлежат?
– Мне ничего не принадлежит.
– Ничего?
– Ничего. Я отказалась от всего имущества, приняв сан. Мы даём обет нестяжательства.
– То есть вы не можете ничем владеть?
– Нет.
– И эти драгоценности никогда вам не принадлежали?
– Никогда.
– Так как они оказались у вас в сумке? – влез представитель обвинения.
Представитель защиты пришёл в ярость:
– Милорд, я протестую! Цель этого вмешательства – запугать подозреваемую. Я сам намеревался затронуть эту тему, но не так агрессивно, как наш просвещённый коллега!
Судья согласился с этим возражением, но всё же участливо поинтересовался:
– Сестра, если вы монахиня и ничем не владеете, можете ли вы пояснить, как в вашей сумке оказались эти украшения?
– Не могу.
– Вы их туда положили?
– Не знаю.
– Но кто же их туда положил, если не вы?
Видно было, что сестра Моника Джоан устала и ослабела.
– Не знаю, милорд. Наверное, я сама.
– А где вы их взяли?
Она увядала на глазах. День был слишком долгим. Пыл и задор исчезли, и перед нами оказалась усталая старуха, которая сама уже не понимала, что говорит.
– Наверное, из Хаттон-Гарден, раз всё это подтверждает, – она склонила голову и глубоко вздохнула. – Не знаю, зачем уважаемой женщине так поступать, но ведь такое случается… Может, это болезнь? Безумие? Не знаю. Сама себя не понимаю.
По залу пронёсся сочувственный шёпот. Печально видеть, как человек обвиняет самого себя, но сестра Моника Джоан в этой роли выглядела особенно трагично. Стояла такая тишина, что, казалось, пролети в зале муха – все бы её услышали. Судья откинулся на спинку кресла и вздохнул.
– На сегодня заседание окончено. Заключительная речь будет завтра. Заседание начнётся в десять.
На следующее утро в зале суда чувствовалось напряжение. Казалось, что обвинительный вердикт неизбежен. Неужели женщину столь преклонных лет отправят в тюрьму? Возможно, судья назначит ей лечение в психиатрической больнице. Все надеялись, что он попросит присяжных о помиловании.
Сестра Джулианна сидела на том же месте, бледная от переживаний. Сестра Моника Джоан рядом с ней казалась совершенно спокойной – она увлечённо вязала и улыбалась знакомым. Когда пристав приказал встать, она поднялась с места.
Судья открыл заседание.
– Вчера, в семь часов вечера, мне сообщили о существовании сведений, которые проливают свет на это дело. Свидетель прибыл в Лондон этим утром и в настоящий момент готовится дать показания. Пристав, пригласите, пожалуйста, мать-настоятельницу Джезу Эммануэль.
В зале удивлённо зашептались. Сестра Джулианна ахнула и встала, увидев свою настоятельницу, благородного вида даму лет пятидесяти со спокойными серыми глазами. Она уверенно прошла к кафедре и принесла присягу.
– Вы преподобная Джезу Эммануэль, мать-настоятельница ордена сестёр Святого Раймонда Нонната? – спросил представитель защиты.
– Да.
– Вы недавно были в Африке?
– Последний год я провела в нашей миссии в Африке. Я вернулась вчера.
– Пожалуйста, расскажите суду то, что сообщили мне.
– Когда я приехала в наш дом в Чичестере, то услышала, что сестру Монику Джоан обвиняют в краже. Я сразу поняла, что это ошибка. Украшения принадлежат ей самой.
Все заговорили одновременно, и судья призвал зал к тишине.
– Прошу, продолжайте, – сказал он.
– Когда монахиня приносит невозвратные обеты, все её имущество переходит ордену.
В некоторых орденах всё забирают окончательно, но не в нашем. Мы храним вещи сестёр всю их жизнь. Если сестра покидает орден или по какой-либо причине нуждается в своём имуществе, она получает его обратно. Сестра Моника Джоан приняла постриг в 1904 году. От матери она унаследовала крупное состояние, в том числе и драгоценности, которые с тех пор хранились в наших сейфах. Сестра Моника Джоан уже очень немолода. У нас принято предоставлять особые привилегии тем, кто выходит на пенсию после того, как прослужил у нас всю жизнь. Зная, что сестра Моника Джоан любит красивые вещи и была бы счастлива обладать украшениями матери, я вернула ей их в свой последний приезд в Ноннатус-Хаус.
– Есть ли у вас доказательства?
