«Чарлз Джаррелл, докторская степень по математике и биологии (1949), Колумбийский университет; доктор медицины (1954), Университет Джона Хопкинса. Сотрудничает с июня 1956 года под псевдонимом Верджил Паркер, проживает по адресу: Нью-Йорк, Нью-Йорк-авеню, 157. Подал заявление о работе в ЦРУ в феврале 1957-го, принят в штат в мае 1958-го. Зачислен в отдел технического обслуживания Управления медицинских исследований. Непосредственный руководитель с июля 1959-го — Джозеф Шайдер. Статус — активный».
И больше никакой информации о Джаррелле. На всякий случай БК проверил имя Паркер — тоже ничего. Он снова вернулся к ящику с данными на ЦРУ в надежде, что там будет что-нибудь про Паркера, но там оказалась лишь ссылка «См. Чарлз Джаррелл». Информация минимальная, но это единственная зацепка, которая могла помочь найти выход из дебрей. Вернее, вернуться туда.
Он уже собрался было уйти, как вдруг вспомнил еще кое о чем и вернулся. В ящике с надписью «Хардинг Уоррен — Гувер Айвери» относительно Наз ничего не было. Он решил заодно проверить Мэри Мейер. В папке «Мэри Мейер Пинчот» была только записка: «Взято для ознакомления 5 ноября 1963 года».
Задвинув ящик на место, он услышал голоса за дверью. Первый был ему знаком, хотя он и не сразу узнал его, зато принадлежность второго не вызывала сомнений.
— Нет, Клайд, — произнес Джон Эдгар Гувер, — думаю, этим сведениям можно верить.
Сан-Франциско, штат Калифорния
7 ноября 1963 года
Новый Орлеан. Теплый весенний день 1942 года.
Вифлеемский приют евангелистско-лютеранской церкви.
Щуплый смуглолицый мальчуган с шапкой курчавых волос играет в шарики с группой мальчишек, им от шести до шестнадцати, ему двенадцать. Из трех его бросков лишь один — удачный, но Чандлер знает: он поддается. Он заманивает противников, заставляет их думать, будто у них есть шанс выиграть. Науку обманывать он постиг рано… Мельхиор. Значит, это его настоящее имя.
Внезапно мальчик поднимает глаза. Чандлеру, лежащему на кровати в будущем, почему-то кажется, что Мельхиор глядит на него. Но он ошибается. Тот смотрит на двух мужчин, шагающих по узкой тропинке, ведущей на задний двор. Один высокий, с немного одутловатым лицом, которое вполне соответствует его комплекции, — он еще не располнел, но видно, что это у него впереди. Второй — ниже ростом, смуглый, слегка прихрамывает. Остренькая мефистофельская бородка делает его похожим на дьявола. Мельхиор понимает: мужчине это не только известно, но и является предметом его гордости. Дьявол в легком кашемировом пиджаке и остроносых же, как и бородка, ботинках…
Но Мельхиора интересуют не сами мужчины, а то, что они идут к малышу лет трех-четырех, играющему в одиночестве на пыльной площадке дворика. Маленький рот, рыжеватые, выцветшие от солнца волосы. На нем короткие штанишки, он сидит на корточках, будто справляет большую нужду, но Мельхиор знает, что он просто рисует. Его лицо появляется снова и снова — и Чандлер узнает: отец малыша умер еще до его рождения, но у него есть мать, она привозит его сюда по понедельникам, а по пятницам забирает на выходные, когда не ищет себе нового мужа. В приюте своя «родительская» иерархия, и у малыша свой особый статус — Иисус Христос тоже родился без отца.
Чандлер узнает имя мальчика еще до того, как задумывается об этом. Каспар.
Мельхиор начал заботиться о Каспаре, как отъявленные хулиганы нередко берут под опеку кого-нибудь особенно слабого и беспомощного. Эта забота во многом объясняется тем, что дает Мельхиору возможность затевать драки — малыш столь вял и мечтателен, что старшие невольно задирают его, — но эта привязанность в чем-то очень искренняя. Он любит его, как фермер, души не чающий в единственном борове, пока не наступает момент зарезать его на мясо.
Мужчины подошли к Каспару. По их поведению видно, что они выбрали малыша заранее. Мужчина с бородкой что-то записывает в блокнот на пружинках, высокий опускается на корточки возле малыша и становится похож на его увеличенную копию. Он показывает на рисунок в пыли и что-то спрашивает. Мельхиор видит, как шевелятся его губы, и представляет себе дурацкий вопрос: «Что ты здесь нарисовал, малыш?» Он с удовольствием отмечает, что Каспар хранит молчание.
— Так ты будешь играть или нет?
Один из ребят выражает нетерпение. Он из старших. Те, кто поменьше, ни за что бы не позволили себе так к нему обратиться. Мельхиор поворачивается и бросает взгляд на разноцветные шарики, разбросанные возле кирпичной стены. Их девять, десятый — его, и ему остался один бросок. Самый дальний шарик отделяет от стены чуть больше дюйма. Чтобы выиграть, ему надо бросить так, чтобы его шарик оказался между стеной и тем, что ближе к ней всех других.
Он снова повернулся к Каспару. Теперь с ним разговаривает тот, что с бородкой. Каспар уже сидит на земле и непонимающе на него смотрит. Острая бородка мужчины движется будто огромный клык.
— Я спросил, будешь ли ты…
Мельхиор бросает не глядя. Дружный выдох собравшихся сообщает ему, что он выиграл. Собрав деньги и шарики, Мельхиор пересекает площадку.
— Я же запретил тебе разговаривать с незнакомыми людьми!
Каспар испуганно поднимает глаза, но, увидев Мельхиора, сразу успокаивается и показывает на рисунок:
— Они спрашивали про моего папу.
— Нет у тебя никакого папы. А теперь — беги отсюда.
Каспар озадаченно переводит взгляд с Мельхиора на мужчин. Ясно, что он хочет послушаться Мельхиора, но мужчины — взрослые, они главнее. Он делает полшага назад, потом полшага вперед.
— Мой папа на небесах.
Высокий мужчина поднимается с корточек и с интересом разглядывает Мельхиора. Ему кажется, что одного его взгляда достаточно, чтобы Мельхиор ретировался, но, убедившись, что тот не трогается с места, говорит:
— Это не твое дело, мальчик. Ступай по своим делам.
У него южный акцент. Но не городской. Как у сельских богачей, в доме которых убиралась его тетка, когда он еще жил с ней, а потом она решила сдать его в приют.
Мужчина с бородкой смотрел не на него, а на Каспара.
— Посмотри на его лицо, Фрэнк. Его раздирает нерешительность. Он не знает, кого слушаться — своего друга или нас. И старается придумать выход, чтобы все остались довольны.
— Вы что — извращенцы? Не можете трахать друг друга, и вам обязательно нужен маленький мальчик?
Мужчина по имени Фрэнк присвистывал. Происходящее явно забавляет его, но это удовольствие сродни тому, что получали римляне при виде варваров или львов, расправлявшихся с христианами. Мельхиор не сомневается, что тот не только способен ударить ребенка, но и получит при этом удовольствие.
— Наглости тебе не занимать, да еще и дерзишь! Мне это не нравится. А теперь убирайся подобру-поздорову, пока тебя не выпороли!
Мельхиор выдержал взгляд и посмотрел в ответ так, будто хотел сказать: если его ударят и он не потеряет сознания, то будет драться насмерть.
