— Больше ни слова!
Сонг отвернулась от кровати и заставила Мельхиора посмотреть на нее.
— Мельхиор! Ты хочешь стать отступником.
Он долго молчал, затем перевел взгляд на скомканный лист бумаги, который продолжал держать в руке.
— Вот черт! — повторил он.
Но Сонг опять удивила его. Она положила руку ему на плечо и повернулась к нему лицом. По непонятной причине синяк не только не портил ее, но даже наоборот — подчеркивал ее красоту.
— Давай! — сказала она. — Давай это сделаем!
Выходя, они услышали голос Гаррисона:
— Не давай ему спуску, детка! И передай этот шарик мне. Он думает, что, стукнув им по голове, сделал мне больно, но это сущие пустяки. Посмотрим, что он запоет, когда я засуну его туда, где царит вечная мгла.
Вашингтон, округ Колумбия
15 ноября 1963 года
Взобраться по лестнице, минуя змей
[36], оказалось совсем не сложно, стоило этого по-настоящему захотеть.
Сначала он боялся укусов, но вскоре выяснил, что стоило змеям открыть пасть, как лестница раздвигалась и они падали в бездонную пропасть, почему-то наполненную камелиями. Причем камелии были из битого стекла.
Здесь все было непонятно. Почему он лез по этой лестнице? Почему она вела в огромное гнездо, свитое из проводов и трубок? Почему в этом гнезде сидел грудной ребенок?
Их ребенок.
Его и Наз.
Он не очень понимал, как им с Наз удалось зачать его, ведь он просто сжимал ее груди, которые, кстати, оказались гораздо больше, чем он думал, да еще и такими смуглыми. Его немного удивляло, что их ребенок все еще такой маленький: их последняя встреча с Наз произошла почти три века назад. Но это его не смущало, как не смущало и то, почему ребенок оказался размером с носорога. Главное — это его ребенок, его и Наз, и ребенок звал его. Он должен пойти к сыну.
Он сам так состарился, что морщины превратились в чешуйки змеиной кожи. Вернее, это была кожа ящерицы. Отросшие ногти стали когтями, волосы на голове заменил спинной гребень, который начинался со лба и шел вдоль спины до кончика хвоста, свисавшего ниже ног. Он не помнил, когда произошли эти перемены, но принял их как данность, увидев себя в зеркале — или просто закрывая глаза. Внутренняя поверхность век стала зеркальной, и теперь с закрытыми глазами он видел себя даже лучше, чем в обычном зеркале.
Он добрался почти до самого верха лестницы. Вокруг шипели и извивались змеи, но ни одна не пыталась его ужалить. Откуда-то он знал: они его друзья, а не враги. Хотя в наши дни трудно отличить одних от других.
Он посмотрел вверх. Трубки, провода и стальные пластины, из которых было устроено гнездо, почему-то казались ему знакомыми. Они не были прозрачными, но через хитросплетения металла просвечивали очертания фигуры мальчика. Тот сидел, выставив вперед толстые ножки, и взмахивал пухлыми ручками. Гнездо было огромным. Размером с гору грязных полотенец, сваленных в тюремной прачечной. Рост мальчика составлял, наверное, футов семь-восемь. Интересно, подумал БК, он таким родился или просто вырос? Должно быть, роды у Наз проходили трудно.
Гнезда он достиг быстрее, чем рассчитывал, и заглянул внутрь. Мальчик был даже крупнее, чем ему представлялось. Не меньше восьми-девяти футов, если считать от пучка волос на макушке лысой головы. Голова была не меньше пяти футов в диаметре. Только… да это же вовсе не голова!
А бомба!
Старинная бомба с нарисованными на ней мелом кругами, обозначавшими глаза, и горизонтально проведенной линией «рта». Пучок волос на макушке оказался фитилем. Бежавший по фитилю огонек напомнил БК кончик раскуренной сигары. Он не успел сообразить почему — огонек добрался до бомбы, и появилось облако дыма.
БК сгруппировался, но взрыва не последовало. Послышался металлический лязг, рот распахнулся, обнажив ряды уходящих вглубь отвратительных острых зубов. За ними что-то блестело. БК присмотрелся. Это было кольцо Наз.
— Скажи Чандлеру, — произнес рот, открываясь все шире.
— Сказать — что?
— Скажи ему обо мне, — ответил рот и, надвинувшись, поглотил его.
* * *
Патрульный полицейский, наткнувшись на стонущего на земле БК — тот лежал на углу Чисапик-стрит и Седьмой, — толкнул его ногой:
— Эй, парень? С тобой все в порядке?
Он перевернул его на спину, и в нос ему ударило перегаром, к которому примешивался сладкий запах марихуаны. И еще мочи. Бродяга справил малую нужду, даже не потрудившись расстегнуть штаны.
— Проклятые битники! — процедил полицейский и на этот раз носком ботинка угодил БК в челюсть. — Пошли, парень. Твое место в камере!
Он взвалил БК на плечо, и из кармана дорогого пиджака у того выпала фотография. Полицейский не сразу разобрался в переплетении тел на ней и насчитал шесть ног и почему-то пять рук. Наверное, «недоукомплектованная» конечность просто не попала в кадр.
— Значит, к тому же еще и извращенец? Куда, черт возьми, катится мир?
Вашингтон, округ Колумбия
15 ноября 1963 года
Когда они закончили, Мельхиор заметил:
— Это подтверждает старинную мудрость, что начальник должен во всем превосходить подчиненных. — И добавил на случай, если Сонг не поняла: — Потрясающе!
Сонг закурила сигарету, затянулась и передала Мельхиору.
— Как я уже говорила, — произнесла она, ничем не проявляя причастности к характерному запаху марихуаны, повисшему в воздухе, — тебе нужна организация.
Мельхиор глубоко втянул дым в легкие.
— Такой разговор лучше вести одетыми.
— Итак, — подытожила Сонг, когда Мельхиор рассказал ей обо всем, что случилось с ним после возвращения в Штаты. — Орфей — в Сан-Франциско. Наз — в округе Колумбия. И нечто, — она внимательно на него посмотрела, — на Кубе. Ты все доверил наемникам, и сам видишь, что из этого вышло. Ты потерял по меньшей мере два своих актива, а если принять во внимание, что Ивелич мог иметь в виду своей запиской, то и все три.
— Он не оставил бы записки, если бы нашел это.
Сонг закатила глаза, демонстрируя, как она устала от недомолвок.
— Я знаю, что это бомба, Мельхиор!
— Что — бомба?
— Я же говорила тебе: Дрю Эвертон, второй и четвертый четверг каждого месяца.
— Он не верит мне, когда я рассказываю ему о ядерной бомбе на Кубе, а сам болтает…
— Не отвлекайся, Мельхиор. Мы говорим об Ивеличе. Он не стал бы оставлять записки, если бы действовал по указке КГБ.
