— Вашингтон, округ Колумбия.
— Вас на вокзал?
— Нет, — ответил Чандлер. — Я хочу, чтобы вы прямо сейчас отвезли меня в Вашингтон, округ Колумбия.
Этого сероглазого мужчину, выскочившего в коридор заведения Сонг, Чандлер никогда не видел. Но он узнал его по обрывкам той информации, которую почерпнул в голове БК. Именно он захватил Наз.
Мужчина навел на Чандлера пистолет. Чандлер собрал все силы, чтобы сосредоточиться. По составу наркотик из парка Вашингтон-сквер был намного слабее, чем тот, каким его пичкал Келлер, и немало ушло на то, чтобы заставить водителя довезти его до Нью-Йорка и высадить на стоянке в Нью-Джерси. Он проглотил все, что осталось, за десять минут до того, как постучаться в дверь особняка Сонг.
Чандлеру удалось проникнуть в сознание Ивелича и овладеть им.
Когда Ивелич навел на него пистолет, тот неожиданно повернулся в его сторону, шипя как гадюка. Ивелич с криком отбросил пистолет в сторону.
Чандлер подхватил оружие, а Ивелич от изумления только часто моргал: его поразило не то, что случилось, а как быстро все произошло. Он никогда не видел, чтобы люди двигались с такой скоростью.
Чандлер направил пистолет на Ивелича и краем глаза уловил какое-то движение справа. Сонг прыгнула вперед, выставив перед собой нож. Он шагнул навстречу и, увернувшись, сбил ее с ног.
Мельхиор предупреждал Сонг о возможностях Орфея. Она знала, что бездна, которая перед ней разверзлась, — всего лишь иллюзия, однако настолько реальная, что она закричала, полетев в нее.
Когда Сонг оказалась на полу, Чандлер в мгновение ока был рядом. Никогда раньше он не поднимал руку на женщину, но на этот раз со злостью ударил ее ногой по голове. Она стукнулась о деревянную панель обшивки стены и замерла без движения.
За эти мгновения Ивелич успел прийти в себя и бросился на Чандлера. Тот впервые в жизни нажал на курок — и пуля вырвала из плеча русского кусок плоти. Ивелич врезался в стену и остался лежать.
Чандлер надвигался на него, выставив пистолет. Ивелич перевел взгляд на будку охранника, из двери которой торчали голые ноги Чул-му. Он не видел ни Гаррисона, ни Джуниора, но было нетрудно догадаться, что их постигла та же участь.
— Где она?
Как опытный профессионал, Ивелич не отреагировал. Он вытащил из кармана платок и прижал к ране, чтобы остановить кровь, и только потом спросил:
— Кто?
Глаза Чандлера сузились, он напрягся. Тело Ивелича охватили языки пламени, он закричал. Даже когда Чандлер немного расслабился, он продолжал кататься по полу, пытаясь сбить с себя пламя, пока тот не перевернул его на спину и не приставил к затылку пистолет.
— Где?
Ивелич поднял глаза на Орфея. Его лицо было неумолимым и каким-то неземным. Лицо человека, обуреваемого ненавистью и любовью. Обгоревшая кожа нестерпимо болела, и он не мог поверить, что еще жив.
— К…кто ты?
Чандлер не ответил. Ответ на вопрос выплыл на поверхность сознания Ивелича подобно утопленнику, чье тело поднялось из глубин озера.
Ночной клуб, полный лысоватый мужчина. Чандлер сосредоточился — и узнал имя и место.
Джек Руби.
Клуб «Карусель».
Даллас.
Он изо всех сил обрушил на череп Ивелича рукоятку пистолета, и изображение исчезло, как гаснет экран телевизора при выключении.
Часть IV
Доктрина Трумэна
Целостность и жизнестойкость нашей системы находятся сейчас в большей опасности, чем когда-либо за всю историю. Даже в отсутствие Советского Союза мы тем не менее стояли бы перед серьезной проблемой свободного общества, многократно обострившейся в индустриальную эпоху и заключающейся в примирении понятий порядка, безопасности, потребности в партнерстве с требованиями свободы. Мы также пришли бы к выводу, что в нашем тесном мире отсутствие порядка среди государств становится все менее и менее терпимым. План Кремля ставит целью навязать государствам порядок способом, который разрушит нашу свободную и демократическую систему. То, что у Кремля есть атомное оружие, дает ему еще один рычаг давления для реализации его плана и обращает нашу систему лицом к еще большей опасности, что провоцирует появление дополнительного напряжения. Кроме того, это поднимает вопрос: вынесет ли мир подобное напряжение, не отойдя к какому-нибудь другому типу устройства на чьих-либо условиях?
Новые риски, с какими мы сталкиваемся сейчас, соответствуют масштабу тотальной борьбы, которую мы ведем. Для свободного общества не существует полной победы — свободу и демократию невозможно получить в полной мере раз и навсегда. Общество постоянно в борьбе за достижение этих ценностей. Вместе с тем поражение от сил тоталитарного режима означает окончательное поражение. Эти угрозы подобны снежной лавине в тесном мире поляризованной власти, и выбора у нас нет, кроме как дать им должный отпор либо оказаться погребенными ими.
Директива Совета национальной безопасности 68 от 14 апреля 1950 года
Утверждена президентом Трумэном 30 сентября 1950 года
Гриф секретности снят в 1975 году
Мы ступаем на очень опасный путь. Я бы не стал выступать в его поддержку, не будь альтернатива чревата еще более губительными последствиями.
Гарри Трумэн, 12 марта 1947 года
Даллас, штат Техас
19 ноября 1963 года
— Бах!
Худощавый русоволосый мужчина от неожиданности охнул, увидев, как из-за платана показалась фигура Мельхиора. Он отскочил на несколько шагов назад и едва удержался на ногах. Хотя Мельхиору было бы приятно думать, что после стольких лет его влияние на Каспара ничуть не изменилось, он уловил в теплом воздухе запах виски.
Мужчина выпрямился и, держась в тени, сунул руку под пиджак.
— Томми? Это ты?
— Привет, Каспар, — откликнулся Мельхиор. — Давно не виделись.
Нью-Йорк, штат Нью-Йорк
19 ноября 1963 года
Вернувшись в гостиницу и не обнаружив там Чандлера, БК надолго уставился на скопившуюся под батареями грязь, будто рассчитывая, что тот вдруг оттуда появится. Но в реальности были лишь шесть пустых чемоданов — как черепаха, а точнее, улитка, он был вынужден таскать все «свое» с собой — и была еще вешалка, которая прогибалась под тяжестью ярких костюмов, рубашек, свитеров и брюк, которые он накупил, решив преобразиться в плейбоя и частного сыщика. Да за кого он себя принимал? За Джеймса Бонда? Сэма Спейда? Филиппа Марлоу? Он не был даже незадачливым детективом Полем Дрейком, кого Поль Мейсон привлекал для черновой работы. Он оказался гадким утенком, возомнившим себя лебедем — или павлином, если судить по одежде. Ему недоставало только меховой горжетки, чтобы его гардероб стал окончательно напоминать женский.
