— Они хотят! — возразил Каспар с обидой и злостью. — Они хотят, чтобы он убил всех.
— Кого? — не отставал Мельхиор.
— Всех! Всех без исключения! — Он с такой силой потянул за нитку бус, что, казалось, хотел порвать ее.
— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар?
— Ли. — Каспар опустил глаза в пол. — Меня зовут Ли. — И добавил едва слышно: — Тебя.
— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар? Ты знаешь кого.
Каспар снова прошел через всю комнату и, подойдя к стене, стал биться об нее головой.
— Они хотят, чтобы я застрелил тебя.
Он снова оказался возле столика с пистолетом, но на этот раз он взял его в руки и пошел в сторону Мельхиора, стараясь не шататься. Пистолет он держал на ладонях, как мертвого котенка.
У Мельхиора руки тоже не были пустыми — он держал телеграмму Ивелича.
— Кого они хотят, чтобы застрелил Алик, Каспар? Ты знаешь кого.
Каспар молча смотрел на листок в руках Мельхиора и написанное на нем имя. Потом поднял глаза на Мельхиора и протянул к нему дрожавшие ладони с пистолетом. Мельхиор забрал его и положил на столик, а Каспар зарылся лицом ему в колени, как пристыженный пес. Мельхиор погладил Каспара по жестким волосам, борясь с искушением обрушить на его голову стакан и положить конец его мучениям.
— Ты сказал, что позаботишься о Ли, Томми. Ты сказал, что всегда будешь заботиться о Ли.
Мельхиор очень осторожно снял с его шеи ожерелье с черепами и сунул себе в карман.
— Так и будет, — сказал он, взъерошил ладонью волосы Каспара и постарался выкинуть из головы воспоминания о приюте. — Томми позаботится о Ли. До самого конца.
Миллбрук, штат Нью-Йорк
19 ноября 1963 года
БК добрался до Миллбрука почти в час ночи, но Большой дом был залит огнями. На первом этаже он обнаружил с полдюжины обитателей и насчитал двадцать два нарушения закона, а также одиннадцать сосков — два на мраморной статуе Диониса, пять на картине или просто стене. Еще там был абсолютно голый младенец.
На БК никто не обратил ни малейшего внимания.
Лиари он нашел на втором этаже в мансарде, украшенной свисавшими с потолка коврами и освещенной свечами. Тот сидел на подушке посреди комнаты, сложив ноги в замысловатую позу йогов. БК пришлось трижды его окликнуть, прежде чем доктор открыл глаза.
— Он здесь? — спросил БК, понимая бессмысленность вопроса. Лиари не стал бы заниматься созерцанием своего пупка, будь Орфей здесь, в поместье.
— Агент Керрей? — БК был по-прежнему в том самом наряде, в котором явился в квартиру Хичкок, правда, теперь перепачканный кровью и пеплом, и Лиари озадаченно разглядывал его. — Ни за что бы вас не узнал.
Восстановив кровообращение в ногах, Лиари провел БК в спальню. Пол там был завален одеждой, книгами и грязными тарелками. В центре комнаты возвышалась кровать. Ее желтоватые простыни источали тот же запах, что и постели некоторых однокурсников БК по академии. Они пахли не просто потом, а чем-то еще… Очень специфический запах…
Секс, мысленно произнес он и заставил себя повторить это вслух:
— Секс!
Он произнес слово внятно и громко и все-таки не покраснел, однако поймал на себе внимательный взгляд Лиари.
— За последние две недели, доктор, — начал БК, — я столкнулся с вещами, которые удивили бы даже вас. Хорошо ли то или плохо, они полностью изменили мою жизнь. Но я приехал поговорить не о себе, а о мужчине по имени Чандлер Форрестол и девушке по имени Назанин Хаверман, а также еще об одном человеке, хотя мне трудно назвать его человеком, чье настоящее имя, возможно, никому не известно, и тем не менее он должен ответить перед законом.
На лице Лиари, выражавшем недоумение, отразился страх.
— Я думал, что Чандлер и девушка…
— Погибли? Мельхиор именно и хотел, чтобы вы так думали.
— Мельхиор? Так звали того смуглого мужчину? — Лиари вздрогнул. — В нем есть что-то пугающее.
Носком ботинка БК отбросил валявшиеся на полу трусы.
— Два месяца назад я бы сказал вам, что ФБР было смыслом всей моей жизни. Всем моим достоянием и даже мечтой. Теперь я понимаю, что это не так. Тогда я хотел отделять зерна от плевел, правду от лжи — той самой лжи, которую мы слышим от руководителей Центрального разведывательного управления. Однако теперь выясняется, что и руководство Федерального бюро расследований тоже кормит нас ложью. Эти люди считают, что правда относительна, что она субъективна — и в руках тех, кто одерживает победу. Я так не считаю, доктор Лиари, и никогда не смогу так считать. Есть либо правда, либо обман, и ничего среднего между ними. Раньше я верил, что ФБР дает мне возможность реализовать свои идеалы в жизни. Теперь я могу рассчитывать лишь на себя. На свою веру, свое желание и свою волю. Я прошу вас, доктор, рассказать все, что вам известно о проекте «Орфей», — это нужно не только вам, но и мне.
Лиари вертел в руках маленькую фигурку. БК сначала принял ее за ферзя, пока не увидел на ней целых восемь грудей. Доктор машинально водил по ним пальцем, как ребенок играет с расческой.
— Я уже говорил вам в прошлый раз, агент Керрей. Агент Логан держал меня в неведении.
БК вплотную подошел к Лиари, и доктор имел возможность убедиться, что, несмотря на несуразное облачение, он был человеком из плоти и крови. И с кулаками.
— Вы должны понять меня, доктор Лиари. Я зашел слишком далеко. Я пожертвовал всем, чтобы разобраться в этой истории. Моей карьерой. Домом. И репутацией. Не заставляйте меня приносить в жертву и принципы.
Губы Лиари тронула улыбка.
— Вы сказали «истории».
— Что?
— Вы сказали «разобраться в истории», а не «разобраться в деле».
БК не понял, что имел в виду доктор, но ждал продолжения, уловив — голос Лиари смягчился. После некоторого размышления доктор кивнул:
— Начну с одной вещи, о которой, мне кажется, ЦРУ не знает. Она касается мисс Хаверман. Я навел кое-какие справки. До сотрудничества с Логаном она участвовала в программе «Артишок», из которой и выросли затем «Ультра» и «Орфей».
— Проект «Артишок» занимался экстрасенсорным восприятием, верно?
Лиари кивнул.
— Тестовые результаты мисс Хаверман были значительно выше средних, я бы даже назвал их исключительными. И чем сильнее был ее эмоциональный фон, тем выше оказывались показатели. Во время последнего эксперимента у нее завязался роман с одним из ученых, который его проводил, и ее очевидные телепатические способности резко возрастали по мере развития романа с испытателем. Ему было приказано не сообщать своим пациентам результаты исследований — все они либо «отсеивались», не показав ничего особенного, либо набирали чуть больше среднестатистических данных и уезжали домой, считая себя «особенными». Но если пациент набирал больше определенного количества очков, его под тем или иным предлогом должны были отправить ко мне. В случае с мисс Хаверман исследовалась возможность применения ЛСД в качестве терапевтического препарата при лечении людей, перенесших душевное потрясение. К сожалению, когда Наз пыталась связаться со мной, я уже покинул Гарвард, и мы встретились только три с половиной недели назад.
