Валера горько усмехнулся.
– Сегодня самый печальный день в моей жизни, – произнес он глухим голосом и вяло пожал руку брата. – Что ж, разумеется, я вас поздравляю… для вас это праздник… а для меня – соль на старую рану!..
– Валера! – попыталась я его остановить.
– Спокойно, Люся. Спокойно, – и он улыбнулся самой тоскливой своей улыбкой. – Не удивляйся, Кузя. Ты не виноват. Все правильно. Тебя понять можно. Но Вика, Вика…
– А что? – испугалась Вика. – Я что-нибудь сделала не так?
– Эх, Вика, Вика… – И Валера опустил голову, и слезы – слезы! – заблестели на его ресницах. – Короткая же у тебя память, Вика. Совсем забыла о том, что было когда-то между нами…
– Было и прошло! – звонко сказала Вика, оглядываясь на Кузю. Тот, улыбаясь, кивнул.
– Для тебя прошло, для меня – нет… – И он поднял на нее свои глаза, и я похолодела – это были глаза страдающего от неразделенной любви человека. – Что ж, дело сделано… теперь ничего не изменишь… Будьте счастливы!
– Постой, погоди! – подскочила к нему Вика. – Я не пойму, не могу понять… – она вся тряслась, и голос ее дрожал. –Ты что, хочешь сказать… что ты… что ты меня лю-бишь?..
– Не все ли теперь равно? – И Валера пожал плечами, и махнул рукой. – Я сам виноват – скрывал любовь, прятал ее под маской цинизма… всё шутил, посмеивался, играл… вот и доигрался! Так мне и надо! – надрывно воскликнул он, вскидывая руки. – Так и надо! Получай свое, старый клоун! Смейся, паяц! Радуйся, дешевый актер, притворяйся теперь счастливым. Куда уж лучше – родной брат женится на любимой женщине… что может быть смешнее?..
– Валера, я же не знал… – пробормотал растерянно Кузя, и беспомощно огляделся вокруг. – Почему ты не предупредил?
– Почему, почему! Да потому, что я, видите ли, гордый! Потому что я идиот! – И Валера постучал себя пальцем по виску. – Потому что я, видите ли, хотел дождаться, когда выйдет моя книжка, когда решится моя литературная судьба, и уж после этого… ах, черт!.. неужели не ясно? А с Люсей я – просто так, назло. Прости меня, Люся. Да, я стыдился быть женихом-неудачником, вот в чем причина!
– Мой милый, мой любимый!.. – прошептала Вика, приближаясь к нему, – ты так страдаешь… а я… господи, я ведь чуть было не совершила величайшую глупость в своей жизни!.. Валера, да если б я знала! Валера, я всегда, всегда, всегда тебя любила! Ты только пальцем помани, Валера! Ты только свистни… – И она зарыдала, и прижалась к нему, обхватив его плечи.
– Вика… а я… как же я?.. – бормотал Кузя, стоя рядом с ними и глядя на них с испугом.
– Прости, Кузя… милый, прости. Я всегда любила только Валеру… прости, я не хотела тебя обидеть, так вышло… – всхлипывала еле слышно Вика.
А Валера – поглаживал ее по спине – и улыбался.
Увидев мой растерянный взгляд, он вдруг подмигнул. И тут я сразу все поняла.
– Ладно, хватит, – сказал, наконец, Валера, отталкивая всхлипывающую Вику. – Спектакль закончен. Занавес!
Я смотрела на него с ужасом.
– Кончай хныкать, – сердито бросил он Вике. – И ты успокойся, сентиментальный теленок. Слышь, Кузя, я к тебе обращаюсь!
И Валера развалился в кресле, и закурил.
– То есть… как это?.. что ты хочешь сказать? – совсем растерялся Кузя.
– Я сыграл свою роль, и эта роль меня утомила, – картинно держа наотлет сигарету, сказал Валера. – Я доказал тебе, дорогой брат, сомнительность твоего выбора. Я доказал неверность твоей невесты. Потенциальную неверность. Ну что, Кузьма? Я ее, разумеется, не люблю, твою ненаглядную Вику… я пошутил. Так что – можешь идти в загс, играть свадьбу… ведь ничего же не изменилось?.. Или – как? Эй, Кузя!.. да ты что, братишка?!..
А Кузя – побледнел, рванулся к нему, вскинул обе руки, промычал что-то неразборчивое… и не смог ничего произнести – и рухнул на пол.
Вика прижалась к стене и смотрела, смотрела, не мигая, на Валеру.
– Ах ты, боже мой, – сказал Валера с притворной усмешкой. – Это ж надо – он в обморок упал. Прямо девятнадцатый век… Эй, люди! Спешите видеть! Чемпион каратэ – в нокауте. Эффект телекинеза! Одним взглядом я повергаю противника на пол! Спешите, спешите! Поверженный милиционер! Только одно представление!.. Ах, Кузя, Кузя… тебе нельзя служить в милиции. Ведь ты – типичный гнилой интеллигент. Тургеневский лишний человек – вот ты кто.
– Не понимаю… значит, ты обманул?.. – шептала Вика. – А зачем?.. Ничего не понимаю…
– Нет, вы только полюбуйтесь! – рассмеялся Валера, и повернулся ко мне. – Люся, ты только посмотри – как я с ними разделался.
– Ненавижу тебя, – сказала я. – Ненавижу. Ненавижу.
Он перестал смеяться.
– Даже так? – сказал он, притворяясь спокойным. – Значит, ты так вопрос ставишь? А может, ты это сгоряча? Может, просто обмолвилась? Может, совсем не то хотела сказать?
– Ненавижу, – повторила я.
– Дура! Неужели ты не понимаешь – я же все это ради Кузи!..
– Ох, ненавижу… – прошептала я, стараясь не смотреть на него.
В эту минуту я впервые захотела его убить.
Глава одиннадцатая
Он меня прогнал.
Пока я упаковывала свой чемодан, он мне много еще чего наговорил. И мещанкой называл, и сентиментальной коровой, и о том, что я плохая любовница, а в постели веду себя как полено – об этом тоже сказал, не постеснялся. Несколько раз повторял: «паразитка!», «пиявка!», «ты мой мозг иссушила!» – и тому подобные ужасные фразы.
– Присосалась, пиявка, не оторвешь… Ничего. Поживи на свободе. Поплавай одна в житейском океане!..
(Сейчас мне кажется, что он лучше меня знал – чем всё кончится…)
И вот я оказалась… свободной.
Устроилась в том же общежитии. Вроде, все хорошо, начинай жить сначала…
Но с первого же дня я с пугающей тоской обнаружила: НЕ МОГУ БЕЗ НЕГО. Никакой любви, вроде, не осталось – а без него все равно не могу. Вспоминаю о нем с ненавистью и злобой – а не могу не вспоминать. Зачем работать, есть, спать… жить… – если без него?
Хотя, конечно, – свобода. Свобода…
А что это такое – свобода? Зачем она мне? Она мне совсем не нужна. Мне нужен человек, без которого я не могу обойтись. Мне нужно быть постоянно возле него… любит, не любит – не так уж важно… хотя важно, конечно… но мне – лишь бы с ним, без отрыва, всегда, навсегда.
Свобода – красивое слово. Его придумали мужчины.
Красивое и пустое слово.
Все красивые слова придуманы мужчинами. Для обмана, что ли?
Мужчины держатся за свою «свободу», боятся ее потерять… – не понимаю. И сейчас не понимаю. И не пойму никогда. Мне не нужна никакая свобода.
И вот так я томилась, болела, изнемогала.
