– Что вы, сударь, – сказал мне, капризно картавя, молоденький телеграфист, – сегодня же у нас понедельник.
– И что же?
– А то же-с, любезный сударь, что газета наша, «Енисейские губернские ведомости», выходит лишь по субботам.
– И других газет нет?
– И других газет-таки нет-с, – вздохнул он с великим ко мне сочувствием. – Но вы можете, милостивый государь, найти сию замечательную газету ажно в трех местах… – Телеграфист сделал паузу, глядя на меня почти влюбленно.
– Где же, если не секрет?
– Никакой не секрет! Газету вы сможете обнаружить, во-первых, в читальне городского парка, во-вторых, в городской публичной библиотеке, которая сегодня, к сожалению, закрыта, и в-третьих, в библиотеке Общественного собрания, именуемого также Благородным собранием, хотя посещают его персоны отнюдь не только благородные, но куда, тем не менее, доступ позволителен далеко не каждому, мне, к примеру, туда ходу нет, но вам, сударь, судя по вашему вполне приличному и даже столичному виду, туда двери, конечно же, распахнутся настежь!
Ошеломленный красноречием телеграфиста, я покинул почту и направился вдоль по пыльным переулкам и улицам, устремляясь к городскому парку.
Воскресенская улица – конечно, не Тверская и не Невский проспект, но для провинции вполне приглядна. Фонари на перекрестках, тумбы с афишами (есть и театральные), шикарные вывески, зеркальные витрины. Правда, смущают взор тянущиеся по краям улиц валы от пылевых заносов, заросшие травой и бурьяном. Зато много красивых домов, есть и каменные. Встречаются элегантные экипажи, мелькают дамские лица, попадаются стройные офицеры, но больше купеческих и мещанских физиономий…
…а ты сам-то – помнишь, откуда родом? Из крепостных, из мещан, из лакеев. Еще бы не помнить. Ни на минуту не забывал…
…много лавок и магазинов… «Чайная лавка купца М. П. Парамонова»… «Фотография Генриха Кеппеля»…
…с хохотом пробежали два взъерошенных гимназиста, а вон чинно прогуливаются две барышни с молодым человеком в студенческой фуражке…
…помнишь свою студенческую полуголодную юность? Еще бы не помнить…
…»Бакалея купца А. А. Светлакова»… «Мануфактурный магазин Коновалова»… «Торговый дом Гадаловых»…
…а кто это там отражается, в зеркальной витрине, под громадной вывеской «Гадалов и Сыновья»? Кто это там, в зазеркалье, проходит как призрак – худой и высокий, в длинном черном пальто и шляпе, в пенсне, блеснувшем на бледном изможденном лице?..
…да это же наш великий путешественник, наш знаменитый писатель, наш неудавшийся врач – он и впрямь как призрак, как тень самого себя, как сон о самом себе, как неловкая шутка, придуманная самим собой – проходит по Воскресенской, и люди его не замечают, и только витринные стекла его отражают, бредущего непонятно куда и неясно зачем…
…то есть как это – неясно зачем? Путешествие мое – отнюдь не блажь и не прихоть! Главное – иметь в жизни цель, а когда путешествуешь, то имеешь цель. Тем более, такую цель, которую я перед собой поставил…
И это – все? И только-то? Перед кем ты оправдываешься? Перед другими? Перед Сувориным? Перед братьями? Перед самим собой? Перед Богом? Но ведь ты же не веришь в Бога (в бога!), ты даже мысленно произносишь это слово с маленькой буквы… А почему, собственно, я должен верить? Разве он (ну пусть – Он), разве Он – верит в меня?
Ну, приедешь ты на этот свой остров, ну, проведешь там свою занудную перепись, ну, напишешь потом свою книгу, которая к литературе не будет иметь никакого отношения… и что дальше?
Ничего. Я стану себя уважать.
Но – при чем тут литература? Вот если бы ты написал об этом роман, который потряс бы весь мир и заставил бы плакать читателей всей земли… но ведь ты его не напишешь! Слишком маленький, хилый плод – в результате такого громадного подвига… Стоит ли ради какой-то публицистической документальной книжонки гробить свое драгоценное здоровье? Ведь если бы ты не отправился в эту губительную поездку, то наверняка прожил бы лишних (отнюдь для тебя не лишних!) лет десять-пятнадцать… О, сколько бы мог ты еще написать – повестей, пьес, рассказов… Как ты этого не понимаешь – ведь ты же сам врач! Какой смысл тащить на себе этот крест, восходить на эту Голгофу – если ты сам заранее знаешь, что смертен, и воскресения не будет…
«Какой смысл! Какой смысл!» Сгинь, сатана… Да, возможно, я и не очень верю в бога, но у меня есть совесть – и я подчиняюсь зову совести… и ты меня, бес, не собьешь с пути!
– БАРИН, ПОДАЙТЕ КОПЕЕЧКУ!
Резко остановился, едва не наступив на сидящего прямо на тротуаре нищего. Судорожно сунул руку в карман пальто, достал горсть монет.
– Помолись за меня…
– Дай тебе Бог здоровья, барин.
– И тебе спасибо, – буркнул, не глядя.
Потом огляделся вокруг. Залюбовался на высокие белокаменные стены и золотые купола Рождественского собора. Неподалеку, на Новособорной площади, в окружении базарных рядов, высилось торговое здание с большими окнами и тремя куполами. «Братья Бревновы». А дальше, за площадью, ближе к Енисею, был виден городской парк, представлявший собой часть естественного соснового леса, огражденного забором.
В парке дышалось легко, пахло горьковатой смолой и пряной сиренью и черемухой.
Читальня располагалась в уютном павильоне в китайском стиле, с дракончиками на крыше. Наряду со столичной прессой (правда, двухмесячной давности), здесь имелась подшивка «Енисейских губернских ведомостей». Но чтение позавчерашнего номера удовольствия мне не доставило – скучнейший провинциальный официоз. Указы и постановления властей, сообщения о розыскании беглых преступников и счастливых наследников, о судебных делах, о торгах и продаже имений. Объявлялось также о том, что как раз сегодня, 28 мая, должны начаться приемные экзамены для поступающих в первый класс Красноярской гимназии, а среди главных местных сенсаций значились сообщения о трех убийствах и двух смертях «от излишнего употребления вина» представителями крестьянского сословия. И все, и больше никаких происшествий. Иль газета плоха, или жизнь скушна…
Вот, правда, парочка любопытных объявлений. «Продается «Памятная книжка Енисейской губернии на 1890 год», вместе с картою, отпечатанной в 9 красок. Цена 3 рубля». Что ж, надо будет купить, если где попадется. И еще – о подписке на ежедневный «Метеорологический бюллетень»… особенно забавна последняя фраза (жаль, забыл в гостинице записную книжку – непременно бы переписал): «…Считаем своей обязанностью, во избежание всяких недоразумений, заявить, что современное состояние науки и средства, которыми метеорология располагает, не при всяком состоянии погоды дозволяют предсказывать с некоторою степенью достоверности ожидаемую погоду на следующий день; поэтому в подобных сомнительных случаях, обсерватория предпочитает открыто заявить о своей несостоятельности, взамен слишком ненадежных предсказаний, которые могли бы подорвать в публике доверие к науке, как то, к сожалению, неоднократно случается в других странах…»
