Одноглазка полезла на дерево, но чуть только хотела сорвать одно из золотых яблочек, как ветки выскользнули у нее из рук: и это случалось каждый раз, когда она протягивала к яблокам руку, так что, как она ни старалась, не могла сорвать ни одного яблочка…
Тогда мать сказала: «Трехглазка, теперь ты полезай! Ты тремя-то глазами можешь лучше кругом оглядеться, чем Одноглазка».
Одна сестра слезла, другая полезла на дерево. Но и у этой было не больше удачи.
Наконец, сама мать полезла вместо дочерей и тоже ничего с дерева добыть не могла.
А Двуглазка сказала ей: «Вот я полезу, может быть, мне лучше удастся, чем вам».
Сестры закричали: «Где уж тебе, Двуглазка!» Однако же Двуглазка все же влезла на дерево, и золотые яблоки сами ей в руки лезли, так что она их полон фартук нарвала.
Мать взяла у нее эти яблоки, но вместо того, чтобы лучше с нею обходиться, стали ей завидовать, что она одна может срывать яблоки с дерева, и стали еще больше ей досаждать.
Случилось, что однажды они все вместе стояли у дерева, а мимо проезжал молодой рыцарь. «Эй, Двуглазка, — крикнули обе сестры, — полезай, полезай под дерево, чтобы нам за тебя не стыдиться!»
И как можно скорее накрыли они ее пустой бочкой, которая стояла около дерева, да и золотые яблоки, сорванные с дерева, туда же попрятали.
Когда рыцарь поближе подъехал, он оказался красавцем; приостановил коня, полюбовался прекрасным деревом и сказал обеим сестрам: «Кому принадлежит это прекрасное дерево? Тот, кто мне дал бы с него веточку, мог бы от меня потребовать, что его душе угодно».
Одноглазка и Трехглазка отвечали ему, что дерево им принадлежит и что они охотно сломят ему с дерева ветку.
Но как ни трудились и та, и другая — ни ветви, ни яблоки не давались им в руки. «Странно! — сказал рыцарь. — Дерево вам принадлежит, а вы все же с него ни яблока, ни ветви сорвать не можете». Но обе сестры настаивали, что дерево принадлежит им. Тем временем Двуглазка, разгневанная тем, что сестры ее так лгали, выкатила из-под бочки парочку золотых яблок прямо к ногам рыцаря.
Увидев яблоки, рыцарь удивился и спросил, откуда они взялись. Тогда злые сестры отвечали ему, что есть у них и еще одна сестренка, да та ему и показаться не смеет, потому у нее таких же два глаза, как и у всех других обыкновенных людей.
Однако же рыцарь захотел ее увидеть и крикнул: «Двуглазка, выходи сюда!»
Тогда Двуглазка преспокойно выглянула из-под бочки; рыцарь был поражен ее дивной красотой и сказал: «Ты, Двуглазка, уж, конечно, можешь мне сорвать ветку с этого дерева?» — «Да, — отвечала Двуглазка, — я это, конечно, могу, потому что дерево мне принадлежит».
И влезла на дерево, и легко сорвала с него ветку с чудесными серебряными листьями и золотыми плодами да и подала ее рыцарю.
Тут рыцарь спросил у нее: «Двуглазка, что ж я тебе должен за эту ветку дать?» — «Ах, — отвечала бедняжка, — я терплю голод и жажду, печаль и невзгоду с раннего утра до позднего вечера: если бы вы могли меня взять с собою и избавить навсегда от этих всех бед, то я была бы очень счастлива».
Тогда рыцарь посадил Двуглазку на своего коня и привез ее домой в свой отческий замок: там он дал ей хорошее платье и еды, и питья вволю, и так как она ему полюбилась, то он с ней обвенчался и свадьбу отпраздновал превеселую.
Когда красавец-рыцарь увез с собою Двуглазку, стали сестры завидовать ее счастью.
«Ну, зато остается у нас дивное дерево, — подумали они, — хоть мы с него плодов снимать и не можем, а все же каждый, кто мимо поедет, перед ним остановится, зайдет к нам и его похвалит; может быть, еще и на нашей улице праздник будет?»
Но на другое же утро дерево исчезло, а с ним вместе и их надежды рассеялись прахом.
А Двуглазочка, как глянула из своей комнаты в окошечко, так и увидела, что дерево стоит перед ее окном, потому что оно за ней следом перешло.
Долгие годы жила Двуглазка в довольстве.
Однажды пришли к ней две нищенки. Заглянула она им в лицо и узнала сестер своих: Одноглазку и Трехглазку, которые впали в такую бедность, что должны были бродить по миру и выпрашивать себе кусок хлеба.
А Двуглазка их обласкала и сделала им много всякого добра, и ухаживала за ними так, что те обе от всего сердца пожалели о зле, которого они так много причинили сестре своей в молодости.
Прекрасная Катринель и Пиф-Паф-Полтри
«День добрый, дядя Неглядя». — «Спасибо тебе, Пиф-Паф-Полтри». — «А что, дядя, выдашь ли за меня свою дочку?» — «А почему и нет? Коли мать Доилица, да брат ее Хват, да сестра Востра, да сама Катринель-красавица от твоего сватовства не откажется, так и будь по-твоему».
— А где же мать Доилица?
— Во хлеву коровушку доит.
«День добрый, мать Доилица». — «Спасибо тебе, Пиф-Паф-Полтри». — «А что, тетка, выдашь ли за меня свою дочку?» — «А почему бы и нет? Если отец Неглядя, да брат-то Хват, и сестра Востра, и сама Катринель-красавица от твоего сватовства не откажется, так и будь по-твоему».
— А где же брат находится?
— Дрова рубит, как водится.
«День добрый, братец Хват». — «Спасибо тебе, Пиф-Паф-Полтри». — «А что, брат, выдашь ли ты за меня свою сестру?» — «А почему бы и нет? Если отец Неглядя, да мать Доилица, да сестра Востра, и сама Катринель-красавица от твоего сватовства не откажется, так и будь по-твоему».
— А где же сестра Востра?
— Она траву косит с утра.
«Добрый день, сестра Востра». — «Спасибо тебе, Пиф-Паф-Полтри». — «А что, сестра, выдашь ли ты за меня свою сестру замуж?» — «Отчего бы и нет? Коли отец Неглядя, да мать Доилица, да брат наш Хват, да сама Катринель-красавица от твоего сватовства не откажется, так и будь по-твоему».
— А где же Катринель-красавица?
— Она у себя в комнате деньги считает.
Иллюстрация
«Прекрасная Катринель и Пиф-Паф-Полтри»
Художники — Филипп Грот-Иоганн, Роберт Лайвебер. 1892 г.
«…”Добрый день, Катринель-красавица”. — “Спасибо тебе, Пиф-Паф-Полтри”. — “Хочешь ли ты мне невестою быть?”…»
«Добрый день, Катринель-красавица». — «Спасибо тебе, Пиф-Паф-Полтри». — «Хочешь ли ты мне невестою быть?» — «Отчего бы и нет, если отец Неглядя, да мать Доилица, да брат-то Хват, да сестра Востра твоему сватовству не прочь, так и будь по-твоему»…
«Красавица Катринель, а сколько у тебя приданого?» — «Четырнадцать пфеннигов чистых денег, да долгу с три гроша, да груш сушеных лукошко, да соли горсточка, да перчику щепотка».
— Что тут такое странное?
— Чем это не приданое?
«Пиф-Паф-Полтри, а на какое ты мастерство горазд? Ты не портной ли?» — «Поднимай выше». — «Башмачник?» — «Еще того выше». — Небось, землепашец?» — «Еще того выше». — «Столяр, что ли?» — «И того выше». — «Кузнец?» — «И того выше». — «Так, верно, мельник?» — «Еще подымай выше». — «Так, может, мусорщик?» — «Во-во-во! Оно самое и есть… Чем это не ремесло?»
