Супруги Ведемайеры возглавляли также движение Вернойхен, течение евангеликов, пытавшихся вдохнуть новую жизнь в застой лютеранских церквей. Каждый год в Пэтциге проводилось собрание.
Но теперь Ханс командовал батальоном пехоты под Сталинградом. Как тысячи людей его поколения, он разрывался между ненавистью к Гитлеру и патриотизмом. Прусская военная аристократия никогда не уклонялась от исполнения долга, но Ханса, как многих других, мучили сомнения из-за того, что во главе немецкой армии находился человек, недостойный занимать этот пост и враждебный всему, во что Ханс верил и что он любил.
* * *
В ту неделю в сказочном Кляйн-Крёссине Бонхёффер продолжал работу над книгой. Неизвестно, когда именно он заговорил с Рут о своем намерении жениться на Марии. Вполне вероятно, что инициатором разговора стала она, поскольку именно бабушка наиболее пылко поддерживала молодых, когда те объявили о своих планах. К тому же Рут была человеком решительным и откровенным, так что вполне могла и сама подкинуть эту идею гостю.
Тридцатишестилетний Бонхёффер не мог не понимать, что сам он уже не так молод, а Мария очень молода. К тому же он давно выбрал одиночество. Шесть лет назад, когда пришел к завершению несостоявшийся роман с Элизабет Цинн, Бонхёффер решил, что брак несовместим с той жизнью, к которой он был призван.
Через две недели после отъезда из Кляйн-Крёссина Дитрих писал финкенвальдцу Густаву Зейделю, который только что сообщил ему о собственной помолвке. Его реакция на это известие позволяет нам проникнуть в мысли Бонхёффера на этот счет:
...
Я бы хотел вам сказать, как глубоко я разделяю вашу радость. В подобных известиях меня всегда приятно поражает столь решительный взгляд в будущее, уверенность, что есть смысл надеяться на завтрашний день и на будущий год, радостное предчувствие счастья, которым Бог еще наделит нас. Таким образом – поймите меня правильно – выражается протест против ложного, далекого от подлинности апокалипсизма, который столь распространен в наши дни, и я приветствую эту новость как знак подлинной и здоровой веры. Будучи существами земными, мы должны заботиться о земном будущем и ради этого будущего брать на себя различные задачи, обязанности, радости и печали. Нельзя отворачиваться от счастья лишь потому, что вокруг столько несчастий. Нельзя высокомерно отталкивать милосердную руку Бога лишь потому, что в других случаях эта рука бывает сурова. Мне кажется, в такую пору важнее напоминать друг другу об этом, а не о чем-либо другом, и я воспринял ваше извещение о скором бракосочетании с благодарностью, как свидетельство именно этого… Да приуготовит вас такая доброта Бога к приятию также и Божьей суровости, если будет в том нужда [54] 530.
Эти мысли возникли не из-за встречи с Марией – нечто подобное Бонхёффер писал Эрвину Суцу еще в сентябре:
...
За эти годы мне довелось написать немало поздравлений со вступлением в брак и прочесть множество проповедей. Для меня суть таких событий заключается в том, что в «последние времена» (прошу прощения за апокалипсическое выражение) кто-то осмеливается своим поступком выразить уверенность в земном бытии и его будущности. Мне всегда казалось очевидным, что христианин может совершить подобный шаг лишь на основании очень твердой веры и опираясь на благодать, ибо вопреки полной гибели всех вещей человек пытается строить жизнь, из часа в час и со дня на день мечтает о будущем, выгораживает себе место на земле, с которой его сгоняют, среди общего несчастья ищет себе немного счастья. А самое потрясающее – то, что Бог говорит «да» этой странной потребности человека, Его воля совпадает с нашей, хотя обычно бывает наоборот531.
* * *
Несколько недель спустя Бонхёффер заговорил о своем чувстве к Марии с Эберхардом Бетге. Как всегда, он старался понять, что говорит ему Господь. 25 июня он писал Бетге:
...
Я не писал Марии. Сейчас не время для этого. Если дальнейшие встречи невозможны, приятные воспоминания о нескольких высокоэмоциональных минутах в конечном счете непременно растворятся в царстве несбывшихся мечтаний. Это царство и без того достаточно густо населено. С другой стороны, я не вижу, каким образом может состояться встреча, которая не обратила бы на себя внимание и не причинила бы ей боль. Даже от госпожи фон Кляйст нельзя ожидать, чтобы она организовала такую встречу, во всяком случае, не по моей инициативе, поскольку я пока еще не пришел к полной ясности на этот счет532.
27-го числа Бонхёффер вылетел вместе с Донаньи в Венецию по поручению абвера. Затем он побывал в Риме и 10 июля вернулся в Берлин. Он собирался дней через десять поехать в Кляйн-Крёссин, однако не сумел выбраться до 18 августа. С той первой встречи он больше не видел Марию, но как раз в тот момент, когда Бонхёффер вновь приехал в Кляйн-Крёссин, на семью его возлюбленной обрушилась трагедия: отец Марии погиб под Сталинградом.
Пятидесятичетырехлетний Ханс фон Ведемайер командовал измученным и обескровленным, как большинство немецких частей в ту пору, полком. 21 августа русские начали артобстрел, и командир полка был убит. Узнав о гибели отца, Мария немедленно кинулась домой, из Ганновера в Пэтциг. Ее брат Макс писал матери: «Когда я думаю о тебе, мама, то за тебя я не тревожусь. Но меня беспокоит мысль, как вынесет это Мария с ее страстным темпераментом и чрезвычайной чувствительностью»533.
Бонхёффер гостил у Рут фон Кляйст-Ретцов до 26 августа. 21-го числа он написал Максу:
...
Дорогой Макс, ты потерял отца. Мне кажется, я понимаю, что это для тебя значит, и я все время думаю о тебе. Ты еще слишком молод, чтобы лишиться отца, но ты успел научиться у него во всем чтить волю Божью, и когда Он дает, и когда отнимает. Ты узнал от него, что человек черпает силу исключительно в единстве с волей Бога. Ты знаешь, что Бог любит твоего отца и любит тебя, и что твой отец хотел, чтобы ты сохранил любовь к Богу, какие бы испытания ни посылал тебе Бог и чего бы ни требовал от тебя. Дорогой Макс, как бы тяжело ни было у тебя сейчас на сердце, пусть это не помешает возрастанию тех семян, которые твой отец по Божьей милости насадил в твоей душе. Всем сердцем молись о том, чтобы Бог помог тебе сохранить и оправдать на деле то, что тебе дано. У тебя есть мать, бабушка, сестры, которые тебе помогут, но и ты помоги им – они очень нуждаются в помощи. В такие времена приходится со многим справляться самому. Тебе придется учиться примиряться с тем или иным в одиночестве перед Богом. Зачастую это очень трудно, но это важнейшие часы жизни534.
На следующий день он писал фрау фон Ведемайер:
...
Дорогая мадам,
Примерно семь лет тому назад ваш муж обсуждал со мной в Финкенвальде подготовку Макса к конфирмации. Никогда не забуду этот разговор: я не раз обращался к нему мыслями, наставляя Макса перед таинством. Я знал, что Макс уже получил и продолжает получать все самое важное в родительском доме. И я хорошо понимал, что такое в нынешние времена иметь верующего и при этом находящегося в самой гуще жизни отца. За эти годы я близко познакомился с вашими детьми и продолжал восхищаться силой благословения которая исходит от отца, верующего в Христа. Это же впечатление я неизменно получал при общении со всей вашей большой семьей… Это благословение не есть нечто чисто духовное, оно глубоко связано с земной жизнью. Под таким благословением жизнь становится здоровой, уверенной в будущем, активной – именно потому, что она питается от источника жизни, силы, радости, деятельности… Если человек сумел передать близким то благословение, которое он сам получил, тем самым он осуществил в жизни самое важное, сделался человеком, счастливым в Боге, и других сделал счастливыми в Боге535.
