Пострадал и Народный суд. Фрейслер как раз готовился произнести приговор Шлабрендорффу, когда взорвались американские бомбы. Для таких моментов изобретен термин Schadenfreude («злорадство» покажется слишком слабым): упавшая балка вышибла Фрейслеру его злобные мозги и в тот же миг он предстал перед иным судом, с законами которого он был отнюдь не так хорошо знаком. Благодаря досрочному прибытию Фрейслера на Высший суд уход Шлабрендорффа в иной мир был отсрочен на десятилетия [82] , но на том гримасы судьбы не исчерпались.
В тот самый момент, когда американские бомбардировщики поливали огнем Народный суд, брат Рюдигера Шляйхера, доктор Рольф Шляйхер, находился в Берлине на станции метро. Он руководил отделением больницы в Штутгарте, а в столицу приехал, чтобы ходатайствовать об отмене смертного приговора, вынесенного Фрейслером его брату. Пока бомбардировка не кончилась, никого из метро не выпускали, когда же ему удалось подняться наверх, доктор Шляйхер увидел, что здание Народного суда, где накануне выслушал приговор его брат, разбомблено и горит. Кто-то заметил на нем медицинский халат и позвал врача во двор, помочь раненому – важной особе, срочно нуждавшейся в его внимании. Доктор подошел к лежавшему на земле человеку и убедился, что помочь ему уже нечем: тот был мертв. Но как же изумился доктор Шляйхер, узнав в этом трупе Рональда Фрейслера, который день тому назад пронзительным голосом высмеивал его брата Рюдигера и с наслаждением, смакуя, произнес слова приговора!
Доктору Шляйхеру велели составить свидетельство о смерти, но он отказался подписать его, пока ему не предоставят аудиенцию с министром юстиции Отто фон Тираком. Тирак был потрясен таким «пугающим совпадением» и обещал отсрочить казнь Рюдигера, чтобы дать родственникам возможность подать официальное «прошение о помиловании». Явившись в тот день в дом своего брата на Мариенбургераллее, доктор Шляйхер с порога торжествующе объявил: «Каналья мертва!»
Бонхёффера увозят из Берлина
Вскоре после полудня 7 февраля Бонхёффера и ряд других известных узников вывели из камер к двум фургонам, предназначенным для перевозки заключенных в концентрационные лагеря Бухенвальд и Флоссенбург. Всего двадцать человек, все – заметные фигуры в заговоре. Не часто встретишь столь знаменитых и при этом столь разных людей.
Среди них находился бывший канцлер Австрии Курт фон Шушниг – издевательства, которым подвергли его в гестапо, стали одной из мрачнейших страниц в мрачной истории Третьего рейха. Рядом – Ялмар Шахт, бывший глава Рейхсбанка, способствовавший приходу Гитлера к власти, а затем тщетно боровшийся против чудища, которое сам же помог вскормить. Шахт с самого начала выступал против антисемитской кампании, а в 1938 году присоединился к Сопротивлению. Подобно многим другим, он был арестован после неудавшегося покушения Штауффенберга. В том же ряду возле фургона – адмирал Канарис, генерал Остер, судья Зак. Через два месяца Бонхёффер свидится с ними во Флоссенбурге. Генерал Гальдер, генерал Томас, коллега Остера Теодор Штюнк. Их сразу повезут во Флоссенбург.
Перед другим фургоном стояли генерал фон Фалькенхаузен, бывший губернатором оккупированной Бельгии во время Первой мировой войны, капитан Франц Лидиг, работавший на Канариса, Людвиг Герэ, тоже офицер абвера и сотрудник Канариса, граф Готфрид Бисмарк, внук Отто фон Бисмарка, и семидесятилетний граф Вернер фон Альвенслебен, который в 1934 году отказался принести присягу на верность фюреру и с тех пор оставался на подозрении у нацистов. Доктор Герман Пюндер, политик, католик по религиозным взглядам, перед приходом Гитлера к власти он занимал пост государственного секретаря. Доктор Йозеф Мюллер, которого гестаповцы пытали много месяцев подряд, но так и не вырвали у него информацию, которую жаждали заполучить. Пейн Бест назвал Мюллера «одним из храбрейших и решительнейших людей».
И в этой же группе – Дитрих Бонхёффер, только что отметивший в гестаповской тюрьме тридцать девятый день рождения и впервые за четыре месяца вышедший на дневной свет. Большинство заключенных провели под этими мрачными сводами гораздо больше времени, чем он, и всех первый глоток свежего воздуха бодрил и опьянял. Войне скоро конец, и Гитлеру конец – это было ясно, единственный вопрос: кто доживет до конца?
Перед тем как усадить Мюллера и Бонхёффера в фургон, им надели наручники. Бонхёффер громко запротестовал, но Мюллер, физически настрадавшийся гораздо больше него, ободрил своего друга и брата по вере призывом: «Покоримся мирно, как христиане» 670. Бонхёффер и в оковах вел себя как посол великой державы. Так его перевезли за триста с лишним километров от Берлина, в Бухенвальд.
Глава 30 Бухенвальд
Его душа сияла во мраке тюремного отчаяния… Он всегда опасался, что у него не хватит сил на такое испытание, но теперь он знал: нет в жизни ничего, внушающего страх.
Бухенвальд был одним из нацистских лагерей смерти [83] . Но здесь люди не просто умирали – здесь смерть праздновалась, здесь царил культ смерти. Подобно тому, как община Бодельшвинг в Вефилпе стала воплощением Евангелия жизни, где о слабых заботились и давали им любовь, так Бухенвальд и другие лагеря Третьего рейха стали воплощением сатанинского культа SS, выслеживающего и сокрушающего слабых. Порой людей убивали затем, чтобы содрать с них кожу и пустить ее на сувениры, бумажники или ножны для членов SS. Головы погибших высушивали и преподносили в подарок. Бонхёффер благодаря Донаньи знал об этих злодействах, хотя в ту пору о них мало кто из немцев был осведомлен. Когда Эмми Бонхёффер прямо объявила соседям, что в некоторых лагерях из человеческого жира варят мыло, они отказались слушать, списав эти ужасы на антигерманскую пропаганду.
В Бухенвальде Бонхёффер провел несколько недель. Его держали не на основной территории, а в холодном подвале под желтым казарменным зданием, предназначенным для гарнизона лагеря. Здание было высотой в пять или шесть этажей, а его темные подвалы прежде использовались в качестве военной тюрьмы для провинившихся эсэсовцев. Теперь в двенадцати камерах разместили семнадцать известных узников [84] .
Товарищи по заключению
За этот период мы не располагаем письмами Бонхёффера, но один из его товарищей по заключению, британский разведчик капитан Пейн Бест написал повесть о годах в немецком плену под названием «The Venlo Incident». Эта книга служит основным источником информации о последних двух месяцах жизни Бонхёффера. Беста доставили в Бухенвальд 24 февраля вместе с еще тремя пленными – один из них, Хью Фэлконер, тоже был британским офицером, второй был Василий Кокорин, советский летчик и племянник одного из ближайших сподвижников Сталина, Молотова, третьим оказался генерал Фридрих фон Рабенау, которого разместили в одной крошечной камере с Бонхёффером.
Шестидесятилетний Рабенау как глубоко верующий христианин довольно рано воспротивился режиму именно из-за своих религиозных убеждений. В 1937 году он поставил свою подпись под Декларацией девяноста шести лидеров Евангелической церкви против богословия Альфреда Розенберга. Эта Декларация разоблачала и решительно отвергала пронацистскую и антихристианскую философию Розенберга. В 1942 году генерал фон Рабенау был досрочно отправлен в отставку и следующие два года учился в Берлинском университете и писал докторскую по богословию, как некогда Бонхёффер. Он также активно участвовал в Сопротивлении, служа связующим звеном между Беком и Герделером. Написал Рабенау и подробную, высоко оцененную знатоками биографию немецкого военачальника Ханса фон Зеекта, с которой Бонхёффер был знаком. От Пюндера, помещенного в камеру по соседству с Бонхёффером и Рабенау, мы знаем, что генерал продолжал в лагере работу над автобиографией, по всей вероятности, занимался своей работой и Бонхёффер, хотя ничего из написанного им в то время не уцелело. Пюндер также сообщает, что Рабенау и Бонхёффер часами беседовали на богословские темы, а он с удовольствием слушал. Под богословские беседы Рабенау и Бонхёффер часто играли в шахматы – доску с фигурами им отдал Пейн Бест.
