В 1944 году, когда Дитрих находился в заключении в тюрьме Тегель, он уже был обручен с Марией фон Ведемайер. Книга «Любовные письма из камеры» содержит трогательную переписку между женихом и невестой. Оба верили, что он вскоре выйдет на волю, и планировали свадьбу. В одном письме Бонхёффер рассказал Марии о своем юношеском романе с Элизабет Цинн:
...
Я был однажды влюблен в девушку. Она училась на богослова, и наши жизненные пути долгое время шли параллельно. Она была почти моей сверстницей, а мне был 21 год, когда все началось. Мы не понимали, что любим друг друга. Так прошло более восьми лет. Потом мы узнали правду от третьего лица, от человека, пытавшегося нам помочь. Мы откровенно обсудили это, но было уже поздно. Мы слишком долго не понимали и избегали друг друга. Мы уже не могли вновь обрести во всей полноте то чувство, и я так и сказал ей. Два года спустя она вышла замуж, и бремя, отягощавшее мой разум, постепенно сделалось легче. С тех пор мы не видели друг друга и не переписывались. Я понял в ту пору, что если со временем и вступлю в брак, то выберу спутницу намного младше, хотя и тогда, и позднее мне это казалось невозможным: отдавая все силы работе в Церкви, я считал неизбежным и даже правильным полностью отказаться от супружества99.
Из этого письма, как и по некоторым другим намекам, мы узнаем, что отношения с Элизабет Цинн составляли существенную часть личной жизни Дитриха с 1927 по 1936 год, хотя внутри этого периода он провел год в Барселоне, девять месяцев в Нью-Йорке и полтора года в Лондоне. Даже оставаясь в Берлине, он часто отлучался по делам экуменического движения. После барселонского года отношения слегка подостыли, но все же сохранились и после столь долгой разлуки, и лишь после того, как в конце 1935 года Бонхёффер вернулся из Лондона, некий благожелатель постарался объяснить обоим молодым людям их истинные чувства. Но, как объясняет Дитрих в письме невесте, было уже поздно. Он существенно изменился за эти годы и уже с головой погрузился в борьбу за спасение Церкви от нацистов. Он вел семинарию Исповеднической церкви в Финкенвальде. С Элизабет он объяснился в начале 1936 года, и на том данная глава его биографии завершилась. Он написал ей, рассказал о произошедшей в нем перемене, патетически сослался на призвание: Бог требует от него безраздельного самопожертвования во благо Церкви.
...
Мое призвание вполне ясно для меня. Что Богу будет угодно сделать, я не знаю… Я должен следовать своим путем. Возможно, он окажется не таким уж долгим… Порой мы желаем, чтобы так и сталось (Флп. 1:23). Но как прекрасно до конца исполнить свое предназначение… Мне кажется, возвышенность этого призвания станет нам понятна лишь в грядущие времена и события. Лишь бы мы выстояли100.
Удивительно, что уже в 1936 году он приводит стих из Послания к Филиппийцам, где Павел выражает желание «разрешиться и быть со Христом». Если б Элизабет Цинн усомнилась в его искренности, это помогло бы ее убедить, но она, знавшая Дитриха как мало кто его знал, едва ли могла усомниться в его искренности. В 1938 году она вышла замуж за специалиста по Новому Завету Гюнтера Борнкама.
* * *
Под конец 1927 года Бонхёффер сдал экзамен и публично защитил диссертацию в диспуте с тремя молодыми коллегами, среди которых был его будущий зять Вальтер Дресс и его друг Хельмут Рёсслер. Защита прошла успешно, и из двенадцати кандидатов Берлинского университета на докторскую степень в том году лишь Бонхёффер получил степень с отличием (summa cum laude). Степень давала ему право пройти подготовку и занять должность священника в местной церкви, но Дитрих все еще колебался между карьерой священника и университетского богослова. Семья предпочитала академический путь, сам он склонялся к непосредственной работе в церкви. В ноябре ему предложили место викария при германской общине в Барселоне (Испания). Должность освобождалась на год, и Бонхёффер решил воспользоваться случаем. «Это предложение, – писал он, – позволило осуществить желание, которое с каждым годом и месяцем становилось все сильнее, а именно: провести более длительный период времени самостоятельно, вдали от привычного круга родных и знакомых»101.
Глава 5 Барселона 1928
Где народ молится, там существует Церковь, а где есть Церковь, нет места одиночеству… Мне гораздо легче вообразить себе, как молится убийца или блудница, чем представить на молитве тщеславного человека. Ничему так не чужда молитва, как тщеславию. Вера Христова – не десерт после основного блюда, она – хлеб насущный. Люди должны понять и признать хотя бы это, раз уж называют себя христианами. Внутри самого христианства таится вирус враждебности к Церкви.
В начале 1928 года Бонхёффер обсуждал в дневнике свое решение отправиться в Барселону. Эта запись позволяет заглянуть в процесс принятия решения и убедиться, что уже тогда молодой человек внимательно присматривался к природе этого процесса:
...
Лично я считаю такой способ принятия решения достаточно неоднозначным, но одно мне ясно: лично, то есть сознательно, мы не так уж контролируем окончательное «да» или «нет». В итоге все решает время. Может быть, не все так устроены, однако у меня это так. В последнее время я все чаще замечаю, что принимаемые решения на самом деле принадлежат не мне. Всякий раз, когда возникает некая дилемма, я просто устраняюсь и, не занимаясь ею сознательно и пристально, предоставляю ей созреть до ясности и возможности принятия решения. Причем ясность эта не столько интеллектуальная, сколько инстинктивная. Решение принято – другое дело, удастся ли оправдать его задним числом. Так вышло и с этой поездкой102.
Бонхёффер все время думает о том, как он думает. Он хочет добраться до сути вещей и добиться максимальной ясности. Явно чувствуется влияние его отца, человека науки. Разница между образом мыслей молодого Бонхёффера и Бонхёффера зрелого заключается в том, что пока, хоть и сделавшись уже богословом и священником, он забывает упомянуть о роли Бога в этом процессе или вроде бы не принимает в расчет Божью волю. Тем не менее, его рассуждения в юношеском дневнике совершенно ясно предвещают тот процесс размышления, который в 1939 году привел к знаменитому, нелегко давшемуся решению: Бонхёффер выбирал между безопасным пребыванием в США и возвращением в кошмар своей истерзанной отчизны. В обоих случаях – и при отъезде в Барселону, и при возвращении – он был интуитивно уверен в правильности своего решения, как и в том, что решение не совсем «его». Позднее он будет выражаться точнее: он «пойман» Богом, Бог ведет его порой и туда, куда он предпочел бы не идти.
* * *
Перед отъездом из Берлина Дитрих прощался с многочисленными друзьями; 18 января состоялось последнее заседание его четвергового кружка. Обсуждалась тема, к которой Бонхёффер не раз еще вернется: различие между созданной человеком «религией» и тем, что он называл «подлинной сутью христианства». 22 января он в последний раз читал проповедь на детской службе в церкви Грюневальда:
