Не только содержанием, но и структурой и манерой подачи эта речь принципиально отличалась от воспаленных бредней Гитлера. Бонхёффер выступал размеренно и сдержанно, он был логичен и точен, а кроме того, его размышления отличались интеллектуальной глубиной. Эта радиопередача, в отличие от многих других, не должна была развлечь или увлечь, она больше походила на университетскую лекцию. Многим слушателям она, должно быть, оказалась не по зубам, и даже если бы передачу не выключили преждевременно, кое-кто мог бы счесть ее занудной и сам бы заранее переключился. Бонхёффер не ставил себе целью покорить аудиторию. Он старался сосредоточить внимание слушателей не на себе, а на своих идеях. В этом принципиальное расхождение между его концепцией вождя и тем вождизмом, воплощением которого был Гитлер. Даже в том, как Бонхёффер подавал эту речь, сказалось это принципиальное расхождение: Бонхёффер не желал привлекать к себе внимание, не пытался ни на кого оказывать личное влияние, обращать кого-то в свою веру с помощью личного обаяния. Он видел в этом обман, поступать так значило бы искажать сущность собственного мировоззрения. Бонхёффер служил не лицам, но идеям, и главной его идеей было убеждение, что идеи могут сами за себя постоять .
Чтобы понять ужас происходившего в ту пору в Германии и постичь гениальность той речи Бонхёффера, нужно разобраться с историей понятия «вождизм». Эта чудовищно искаженная концепция лидерства трагически отличалась от более современных представлений. Именно такие распространенные в народе представления помогли Гитлеру прийти к власти и привели к кошмару концентрационных лагерей. И Бонхёффер выступал против Гитлера именно как против осуществления этого неверного принципа вождизма. В той передаче Бонхёффер изложил свои мысли по данному поводу.
Он начал с рассуждения о том, почему Германия вздыхает по «фюреру». Первая мировая война и последовавшие за ней беспорядки и экономическая депрессия привели к кризису, в результате которого новое поколение утратило всякую веру в традиционный авторитет кайзера и Церкви. Немецкая концепция «фюрера» родилась из разочарований этого поколения, из поиска некоего смысла и руководства, которое вывело бы страну из пучины бед. Различие между подлинным вождем и ложным вождизмом, по мысли Бонхёффера, заключалось в следующем: настоящий вождь получает власть от Бога, источника всего благого. Так родители имеют законную власть над детьми, поскольку сами склоняются перед законной властью милосердного Бога. Но фюрер ни перед кем не склонялся, его власть была авторитарной и самовольной и таким образом покушалась на мессианство.
«Если прежде вождь представал в облике учителя, государственного деятеля, отца… – рассуждал Бонхёффер, – то теперь это независимая фигура. Вождь не привязан к какой-либо должности, он полностью и исключительно «вождь» 191.
...
Если он понимает свою функцию вне связи с реальностью, если он не напоминает своим приверженцам об ограниченности своей миссии и о том, что никто не снимает с них ответственности, если он поддается желанию своих последователей, которым только бы превратить его в идола, в таком случае вождь станет дурным вождем и преступником по отношению не только к тем, кого ведет за собой, но и по отношению к самому себе. Истинный вождь всегда готов разочаровывать других – это его обязанность, его подлинная задача. Он должен обратить своих последователей от авторитета своей личности к признанию истинного авторитета иерархии и институтов… Он должен наотрез отказаться от роли идола, верховного авторитета для тех, кем он руководит… Он служит государственному порядку, служит обществу, и такая служба может обладать величайшей ценностью, но лишь до тех пор, пока вождь твердо знает свое место. Он должен привести личность к зрелости… Основной признак зрелости – ответственность перед людьми и существующей иерархией. Он должен подчиниться контролю, порядку, ограничениям. Хороший вождь служит другим и ведет других к зрелости. Он ставит других превыше себя, как хорошие родители превыше себя ставят ребенка, заботясь о том, чтобы этот ребенок вырос и сам в свою очередь стал хорошим родителем. Можно назвать это и другим словом, ученичество192.
Далее он развивал свою мысль:
...
Лишь когда человек видит в своей должности временную и ограниченную власть, полученную от вечного и непостижимого авторитета, от самого Бога, тогда, и только тогда, ситуация понимается верно. Перед лицом этого высшего авторитета человек остается совершенно один. Человек несет ответственность перед Богом. Но это одиночество перед Богом, подчиненность высшей власти, уничтожается, если авторитет лидера или должности воспринимается как высший и последний авторитет… Наедине с Богом человек становится тем, что он есть, – свободным и в то же время осознающим свою ответственность.
Чудовищная опасность нашего времени заключается в том, что повсеместно раздается призыв к авторитету вождя или должности и мы забываем о человеке, одиноко предстоящем высшей власти, и о том, что каждый, кто налагает насильственно руки на другого человека, попирает вечные законы и берет на себя сверхчеловеческую власть, которая в итоге сокрушит его. Нельзя безнаказанно нарушить закон, согласно которому человек в одиночестве предстоит перед Богом, – кара за такое нарушение будет ужасна. Вождь должен обратить наши взоры к должности, но и вместе вождь и должность обращают нас не к себе, а к высшей власти, перед которой рейх, государство – временны и преходящи. Вождь или институт, уподобляющие себя божеству, смеются над Богом и над призванием человека предстоять Богу, и такие вожди и институты погибнут193.
Миновало лишь сорок восемь часов после выборов, на которых победил Гитлер, но это выступление Бонхёффера уже четко наметило линии фронта. По вере Бонхёффера, за любым истинным авторитетом и благой властью стоял Бог Писания – и этот же Бог противостоял вождизму и его провозвестнику Адольфу Гитлеру. Разумеется, Гитлер не отваживался публично отречься от Бога. В Германии хватало людей, наведывавшихся в церковь и в общем и целом представлявших себе, что власть должна исходить от Бога, только в отличие от Бонхёффера они плохо понимали, как это выглядит на самом деле. Фюрер, напрочь отвергавший идею подчинения Богу, на словах продолжал отдавать Богу должное, иначе он недолго бы продержался у власти. Гитлер был человек практичный, то есть законченный циник.
И он в тот же самый день, что и Бонхёффер, тоже выступил с речью194. Ему исполнилось сорок три года, полжизни он провел в политических джунглях. Миновало десять лет с провала «пивного путча», который привел его в тюрьму. И вот он – канцлер Германии. Он взял реванш и восторжествовал над своими противниками. Но ему требовалось убедить народ в законности своей власти, а для этого надо было сказать правильные вещи. Именно потому его речь в тот день начиналась словами: «Мы, как вожди нации, полны решимости исполнять в качестве национального правительства возложенную на нас задачу, присягая в верности одному только Богу, своей совести и нашему народу». Если совесть Гитлера в ту пору не была еще вовсе мертва, она могла бы слегка содрогнуться при этих словах. Гитлер обещал, что для его правительства христианство будет «основой нашей коллективной морали». Это утверждение, с начала до конца лживое, тут же само себя и опровергло. Завершилась речь фюрера очередным призывом к Богу, в которого он не верил, чьих еврейских и христианских детей он будет преследовать и убивать: «Да призрит всемогущий Господь милостиво на наш труд, придаст верную направленность нашей воле, благословит наши прозрения и наделит нас доверием нашего народа!»195.
