Зять Бонхёффера Герхард Ляйбхольц был юристом и, как многие другие немецкие евреи, он был крещен. Опасаясь развития ситуации, Карл и Паула Бонхёффер поехали на выходные в Гёттинген, чтобы поддержать Сабину и Герхарда, а остальные члены семьи связывались с ними по телефону. В апреле «пылкая надежда, что Гитлер столь опрометчивыми решениями быстро подорвет свою власть, поколебалась, – вспоминает Сабина. – Национал-социализм с молниеносной быстротой утверждался в стране»205.
В день бойкота бабушка Дитриха отправилась за покупками. Девяностолетняя патрицианка никому бы не позволила указывать ей, в каком магазине отовариваться. Когда штурмовики попытались помешать ей войти в намеченный магазин, она уведомила их, что покупать будет там, где захочет. В тот же день она прорвалась и в знаменитый Kaufhaus des Westens, крупнейший в мире универмаг, не удостоив вниманием смехотворные кривлянья коричневорубашечников перед входом. История о том, как Жюли Бонхёффер прошла мимо нацистских горилл, вписана в анналы семейства Бонхёффер – бабушка была для всех них воплощением ценностей, в соответствии с которыми они строили свою жизнь.
Визит Леманнов
В те бурные апрельские дни произошли еще два важных для Бонхёффера события: конференция «немецких христиан» в Берлине и визит Леманнов.
Конференция «немецких христиан» являла собой тревожное зрелище в глазах каждого, кого пугали намерения Гитлера переустроить уклад жизни в Германии. Границы между государством и Церковью активно и агрессивно стирались. Это еще можно было допустить, когда страной правил император-христианин, но не теперь, когда к власти пришел враждебный христианству фюрер. Большинство немцев, однако, видело в Гитлере «своего» и с готовностью принимало его планы реорганизации общества и Церкви.
Герман Геринг под рукоплескания собравшихся произнес свою речь, подавая грядущие изменения как в чистом виде «административные». Он напомнил собравшимся о принципе фюрерства и призвал их верить в руководство вождя во всех сферах жизни, включая Церковь. В качестве одной из административных мер Гитлер, по словам Геринга, предлагал ввести должность епископа рейха, чтобы под его властью объединились все разрозненные элементы германской Церкви. Выбор Гитлера пал на некоего Людвига Мюллера, человека грубого и необразованного, бывшего капеллана флота.
«Немецкие христиане» желали объединения Церкви на принципах нацизма и боролись за это. Существует же Англиканская, то бишь Английская церковь – почему бы Германии не иметь такую же на строго «германском» основании?
Пол и Марион Леманны добрались до Германии в конце марта. Целью их поездки был Бонн, где читал лекции Карл Барт, а затем они приехали в Берлин к своему старому другу. Дитрих, как всегда гостеприимный, водил своих друзей по «Юниону» повсюду, показал им церковь в Веддинге, где он вел класс подготовки к конфирмации, гулял с ними по Унтер-ден-Линден, пригласил в оперу на «Электру» Рихарда Штрауса [30] .
За время пребывания в Берлине Леманны стали свидетелями и бойкота первого апреля, и печального зрелища конференции «немецких христиан». В это же время в Берлине появился человек, который сыграет весьма существенную роль в жизни Бонхёффера, хотя их личное знакомство состоится полгода спустя: Джордж Белл, епископ Чичестерский, приехал на экуменическую встречу, совпавшую по времени с конференцией немецких христиан. Заодно епископу представилась незапланированная, но весьма ценная возможность своими глазами понаблюдать за уродством Немецкого христианского движения, и в будущем он станет одним из самых упорных и последовательных противников этого движения.
Леманны много времени проводили с Бонхёфферами на Вангенхаймштрассе и дивились жизни этой семьи. На их взгляд, то был особый мир вне современности, культурный оплот против надвигавшегося безумия. Леманны заметили, что время от времени Клаус Бонхёффер встает и на цыпочках подходит к двери гостиной, проверяя, не подслушивают ли слуги.
1933 год еще только начинался, а уже непонятно стало, кому можно доверять, Бонхёфферы же позволяли себе откровенно антинацистские высказывания. Клаус и Дитрих тоже надеялись, что гитлеровцы долго не продержатся, но они уже причиняли серьезный ущерб стране и народу, и все члены семьи собирались оказывать им сопротивление, по крайней мере в том, что касалось обращения с евреями.
Эти разговоры были первыми предвестниками уже формировавшегося сопротивления нацизму, и даже на столь ранней стадии дело не сводилось к разговорам. В апреле Пол и Дитрих вместе составили письмо в Нью-Йорк раввину Стивену Вайзу. Проповедь этого раввина Бонхёффер слушал в синагоге на Пасху двумя годами ранее. Вайз состоял почетным председателем Американского еврейского комитета и тоже решительно высказывался против нацизма. Он был вхож к президенту Франклину Рузвельту, и Бонхёффер с Леманном надеялись, что через посредство раввина они смогут предупредить Рузвельта о назревающей ситуации. Эдикт, принятый после поджога Рейхстага, превращал и такое письмо в государственную измену. Дитрих понимал, что рискует за это угодить в концентрационный лагерь, тем не менее он составил это письмо, подписался и отправил его.
Пол и Марион отметили, что их друг сильно изменился за прошедшие два года. В Нью-Йорке он казался гораздо более веселым и беззаботным, теперь стал угрюмее, и это в подобных обстоятельствах неудивительно, однако изменилось и нечто другое: отношение Бонхёффера к Богу. Он стал гораздо серьезнее относиться к вере.
Сабина и Герхард
Через десять дней после бойкота еврейских магазинов Бонхёффера попросили в очередной раз выступить с проповедью – на похоронах. 11 апреля умер отец Герхарда Ляйбхольца. Для Дитриха это была трудная задача, и впоследствии он признавался, что не успел как следует все обдумать. Старый Ляйбхольц был евреем и, в отличие от сына, он не был крещен. Бонхёффер привык всесторонне обдумывать любой вопрос и порой заходил в этом чересчур далеко. Так и сейчас он постарался понять, как будет выглядеть, если человек, только что резко выступивший против нацистов по еврейскому вопросу, прочтет проповедь на похоронах некрещеного еврея. Не покажется ли этот поступок провокацией? Не лишит ли его возможности продолжать свою деятельность внутри Церкви? Не нарушит ли диалог с теми церковными деятелями, кто и так уже считал его позицию радикальной?
Он не знал, как лучше поступить, и в любом случае вынужден был проконсультироваться со своим суперинтендентом. Понимая, какой шум вызовет проповедь лютеранского священника на еврейских похоронах, суперинтендент наложил категорический запрет на эту идею, и Дитрих вынужден был отклонить приглашение. Вскоре он об этом очень пожалел.
Сабина поддерживала тесный контакт с родными; ее муж был известным преподавателем права в Гёттингене, и оставалось недолго ждать до того, как нарастающий антисемитизм обрушился и на них. Студенты – приверженцы национал-социалистической партии организовали бойкот его семинара. Сабина вспоминала:
...
Я часто ходила на лекции мужа. В тот день, когда был объявлен бойкот, пошла в университет специально, чтобы быть с ним и посмотреть, что скажут студенты. У дверей стояло несколько студентов в форме SA, расставили ноги и перегородили дорогу, как эти штурмовики всегда делали, никому не позволяли войти: «Ляйбхольц не будет читать лекции, он еврей. Занятия отменяются». Студенты покорно разошлись по домам. На доске вывесили соответствующее объявление206.
