Примерно в то же время, когда Бодельшвинг был избран рейхсепископом, Нимёллер познакомился с Бонхёффером и вскоре принял активное участие в борьбе за Церковь. Бодельшвинг занимал свою должность недолго, а яростные вопли «немецких христиан» становились все громче. 18 июня, в самый разгар этих прений, был рукоположен в сан Франц Хильдебрандт, этнический еврей. Вопрос о евреях в Церкви приобрел, таким образом, практическую остроту: что станется со священниками еврейского происхождения и что станется с Церковью, если верх возьмут «коричневорубашечные» богословы? Бонхёффер присутствовал на церемонии рукоположения в исторической Nikolaikirche (церкви Святого Николая) в Берлине. Там в XVII веке принял сан, а затем служил духовный образец Хильдебрандта, знаменитый автор духовных гимнов Пауль Герхардт. Многие песни Герхардта Бонхёффер знал наизусть, они утешат его в тюремную пору [32] .
Публичные нападки «немецких христиан» усиливались; 19 июня они организовали собрание в Берлинском университете. В университетах они уже закрепились, и студенты начали выступать против Бодельшвинга. Бонхёффер со своими учениками присутствовал на собрании, однако высказываться не стал. Он предоставил своим студентам спорить с «немецкими христианами», но недолго: они заранее решили, что как только «немецкие христиане» предложат выбрать-таки Людвига Мюллера рейхсепископом (было очевидно, что они предпримут такую попытку), они поднимутся и в знак протеста покинут конференц-зал. К изумлению Бонхёффера, вместе с ним из зала вышли едва ли не 90% присутствовавших. Хорошенькая оплеуха «немецким христианам» – пришлось им пересмотреть свое поведение, которое в последние недели сделалось нестерпимо вызывающим.
Отколовшиеся от официального собрания столпились у памятника Гегелю и провели собственную импровизированную встречу. Но большая часть молодежи, выступившей против «немецких христиан», отнюдь не была готова выступить против Гитлера. «Немецкие христиане» зарвались, протаскивая нацистские доктрины в Церковь, однако эти юноши и девушки по-прежнему считали себя немецкими патриотами, преданными стране и фюреру. И на этом митинге под статуей Гегеля они подтвердили свою покорность руководству Гитлера. «Один студент провозгласил «хайль» рейхсканцлеру, остальные подхватили клич», – рассказывал Бонхёффер228.
Через три дня – еще одно собрание. На этот раз Бонхёффер выступил. Он говорил глубокие и не для всех приемлемые вещи, но все еще надеялся, все еще верил, что Церковь сможет мирным путем разрешить этот конфликт. Прежде всего он заявил, что Бог послал немецкой Церкви подобное испытание, чтобы смирить ее, и ни одна сторона не должна впадать в гордыню и утверждаться в своей правоте. Христианам подобает смирение и покаяние. Возможно, из этих треволнений произрастет нечто благое, но в любом случае единственный верный путь – путь смирения и покаяния. Обращался Бонхёффер главным образом к своему кругу, к тем, кто не соглашался с изгнанием евреев из Церкви. Им он говорил: занявшим верную позицию в конфликте следует остерегаться духовной гордыни. Бонхёффер процитировал главу 14 Послания к Римлянам и обсудил идею «немощных в вере», которые нуждаются в особой благодати и в дополнительных уступках. Он как бы спрашивал, смирятся ли противники Арийского параграфа с этим нововведением ради единства Церкви и благополучия «немощных».
Он предлагал даже созвать церковный Собор, подобный тем, которые созывались в первые века христианства в Никее и Халкидоне. Он верил, что если Церковь будет Церковью, Святой Дух может подать свой голос и разрешить эти проблемы. Главным образом Бонхёффер обращался к либеральным богословам, которым и собор, и обличение ереси, и схизма казались устаревшими понятиями. Он призывал Церковь быть Церковью, но слова его остались неуслышанными. А через два дня итоги этого собрания, какие бы они ни были, и вовсе утратили значение, потому что в церковную борьбу вмешалось государство – и ад разверзся. В знак протеста Бодельшвинг отказался от своей должности. С этого начались гонения на Церковь.
28 июня Мюллер послал штурмовиков захватить центральный офис Церкви в Берлине. 2 июля SA арестовали пастора. Оппозиция возносила молитвы об избавлении и призывала верующих молиться о вмешательстве свыше. Бодельшвинг обратился к Гинденбургу и объяснил ему свою позицию – Гинденбург обещал поговорить с Гитлером.
Бонхёффер видел, как слаба и разделена в себе оппозиция Гитлеру и «немецким христианам», и он уже терял надежду на то, что здесь удастся добиться какого-либо позитивного итога. Мюллер и «немецкие христиане» не боялись пустить в ход государственную власть, чтобы сделать все по-своему, и это им, надо сказать, удавалось. Для Бонхёффера и Хильдебрандта оставался единственный путь: они предложили Церкви, так сказать, объявить забастовку, чтобы отстоять свою независимость от государства. Если власть не оставит Церковь в покое и не предоставит ей возможность исполнять свою миссию, быть Церковью, то пусть и Церковь перестанет быть государственной Церковью и, в частности, прекратит проводить погребения. Блестящее решение!
Но, как всегда, – так будет и впредь – это предложение оказалось чересчур решительным и неудобоваримым для большинства склонных к соглашательству вождей протестантизма. Их пугала отвага Бонхёффера, не хотелось всматриваться в собственные прегрешения. Точно так же, как скомпрометировавшие себя политически офицеры будут медлить и колебаться, когда им следовало бы принять меры к устранению Гитлера, так и скомпрометировавшие себя богословские лидеры протестантизма боялись и шли на попятный. На столь решительные, дерзкие даже действия, как всеобщая забастовка, они отважиться не могли – и шанс был упущен.
Церковные выборы
Тем временем Гитлер неуклонно осуществлял собственные планы реформы Церкви. Он-то умел обращаться с этими лидерами протестантизма. «С ними можно сделать все, что захочешь, – высказался он однажды. – Они подчинятся… Это мелкие, ничего не значащие люди, покорные, как псы, они потеют от смущения, когда заговариваешь с ними»229. И с тем цинизмом, с каким он обычно проводил любые «выборы», Гитлер внезапно назначил новые церковные выборы – на 23 июля. Иллюзия демократии сохранялась, но учитывая, какие силы имелись в распоряжении нацистов, вряд ли оставалось сомнение, за кем останется победа. Запугивание шло вовсю, не забыли даже весьма серьезную угрозу того, что противники «немецких христиан» могут подвергнуться обвинению в государственной измене. От объявления до выборов прошла всего неделя, практически невозможным казалось за столь краткий срок организовать действенную оппозицию.
И все же, невзирая на столь неблагоприятные обстоятельства, Бонхёффер добросовестно взялся за решение этой задачи. Зарождавшееся реформаторское движение выдвигало своих кандидатов, Бонхёффер со студентами писал и размножал листовки. Ночью 17 июля, прежде чем листовки удалось вывезти для распространения, сотрудники гестапо ворвались в штаб-квартиру реформаторов и конфисковали все материалы. «Немецкие христиане» предъявили официальную жалобу против того, как новое движение подает своих кандидатов, и гестапо было отряжено – тоже вполне официально и «законно» – положить конец этому начинанию, конфисковав его бумаги.
Бонхёффера это не напугало. Он одолжил у отца «Мерседес» и вместе с Герхардом Якоби отправился в штаб-квартиру гестапо на улице Принцштрассе Альберт подавать протест. Якоби заслужил в Первую мировую войну два Железных креста, и «чтобы в нем и в его спутнике увидели патриотов Германии», он надел ордена, отправляясь в львиное логово.
