Посвящается Джойс Суини. Спасибо за все!
Благодарю Марджетту Гирлинг за ее вдумчивое чтение и за создание нашей бесподобной группы выживания для молодежи. Благодарю также моего агента Джорджа Николсоиа, редактора Тони Маркит и ее заместительницу Джейн Карапецци. Особая благодарность — моей матери Мане Ломэн за ее неброскую поддержку, позволяющую мне заниматься писательским ремеслом.
Однако я только слышала о злополучных веретенах, но никогда их не видела. Даже на картинке. Поэтому, если бы мне и попалось веретено, сомневаюсь, чтобы я его узнала. Только вряд ли оно мне когда-нибудь попадется.
Часть первая
Талия
Глава 1
Если я услышу еще хоть что-то про веретена, то наверняка умру!
С самых первых дней моего появления на свет в замке под страхом смерти запретили держать веретена. И не только в замке. Во всем королевстве. Если верить взрослым, моим первым произнесенным словом было «веретено», а уже потом «мама» и «папа». Я не слишком сомневаюсь в этом. Слово, обозначавшее запретный предмет, постоянно звучало в моем младенческом окружении, и неудивительно, что именно его произнесли мои юные уста.
— Талия, мое дорогое дитя, ты никогда не должна притрагиваться к веретену, — говорила мама, укладывая меня спать.
— Не притронусь, мамочка.
— Vous devez ne jamais toucher un axe,(Вы никогда не должны притрагиваться к веретену (фр.).) — твердил мне учитель французского языка.
— Не притронусь, господин учитель, — по-английски отвечала я.
— Если вы вдруг заметите веретено, обойдите его стороной, — наставляла меня служанка, когда я выходила за ворота замка.
Одну меня никуда не пускали, и на прогулки я выходила неизменно в сопровождении гувернантки.
Всем детям из знатных семей, приходившим в замок поиграть со мной, сообщали о строжайшем запрете па веретёна. (А то мало ли, вдруг кто-то вздумает тай ком пронести с собой веретено, считая его забавной игрушкой!) Слуг и служанок, прежде чем допустить ко мне, тщательно обыскивали. Даже крестьянам запрещалось держать у себя дома веретёна, и потому прясть в королевстве было некому. Всю пряжу и даже нитки закупали за пределами королевства. Это создавало множество неудобств и тяжким бременем ложилось на нашу казну.
Однако я только слышала о злополучных веретёнах, но никогда их не видела. Даже на картинке. Поэтому, если бы мне и попалось веретено, сомневаюсь, чтобы я его узнала. Только вряд ли оно мне когда-нибудь попадется.
Помню, я была еще совсем маленькой, когда спросила у мамы:
— Но почему я должна остерегаться веретён?
— Должна, и все, — ответила мама.
Наверное, она не хотела меня пугать.
— Но почему? — не успокаивалась я.
Мама вздохнула.
— Детей должно быть видно, но не слышно.
Тем не менее я продолжала свои «почему», пока мама не ушла, сославшись на головную боль. После ее ухода я переключилась на госпожу Брук — свою гувернантку.
— Скажите, почему мне нельзя дотрагиваться до веретён?
Госпожа Брук скорчила болезненную гримасу. Она знала: отчитывать королевских детей запрещено. Правда, мой отец был гуманным правителем, и при нем никому не отрубили голову. Тем не менее госпожа Брук рисковала если не головой, то своим местом гувернантки.
— Это запрещено, — выдавила из себя госпожа Брук.
Я топала ногами, хныкала, кричала. Когда все мои фокусы не принесли желаемого результата, я сказала:
— Если не скажете, я пожалуюсь отцу, что вы меня отшлепали.
— Вы — дрянная, испорченная девчонка! — взвизгнула госпожа Брук. — Бог все видит и накажет вас за обман.
Убедившись, что плач и крик бесполезны, я нашла более действенный способ повлиять на госпожу Брук.
— Никто не наказывает принцесс, — спокойным тоном возразила я. — Даже Бог.
— Перед Богом все равны, — отрезала гувернантка. — Бог не делает скидок на знатное происхождение. Решившись на столь ужасную ложь, вы навлечете на себя Божий гнев.
— Тогда вы, госпожа Брук, должны удержать меня от греха и рассказать мне о том, о чем я вас спросила.
В свои четыре или пять лет я была не по годам смышленой и отличалась настойчивым характером.
Госпожа Брук еще немного повздыхала, а потом все мне рассказала.
Я была долгожданным ребенком (это я слышала не реже, чем запрет дотрагиваться до веретён). Когда я родилась, родители устроили пышное торжество и созвали множество гостей, в числе которых было несколько женщин, обладавших колдовскими способностями.
— Вы говорите про фей? — прервала я гувернантку, зная, что госпожа Брук избегает произносить это слово.
Госпожа Брук была очень набожной женщиной. Это выражалось в том, что она верила в ведьм, способных своим колдовством творить зло, но не верила в фей, обращавших волшебство на добрые дела. Уже тогда я знала о феях. Да и все знали, только помалкивали.
— Никаких фей не существует, — возразила госпожа Брук. — Люди просто называют таких женщин феями. Ваш отец пригласил их, надеясь, что они явятся с волшебными подарками. Но одну из них он не позвал — ведьму Мальволию.
Госпожа Брук стала долго и скучно рассказывать всякие подробности, связанные с торжеством. Она говорила про то, какой замечательный выдался день, как высоко в небе стояло солнце, и о важности церемонии крещения. Я закрыла глаза. Она уже собиралась взять меня на руки и отнести в спальню, но тут я проснулась и спросила:
— А когда будет про веретено?
— Я думала, вы уже спите.
Она предложила продолжить рассказ завтра, но я была непреклонна. Хочу знать про веретено! Это привело к длинному перечислению подарков, преподнесенных мне гостями. Я едва не заснула, но сразу же встрепенулась, когда госпожа Брук стала рассказывать про дары фей.
— Виолетта одарила вас красотой, а Ксантия — грациозностью, хотя сомневаюсь, что подобные качества можно подарить.
А почему нельзя? Мне часто говорили, какая я красивая и грациозная.
— Лейла наделила вас музыкальным талантом.
Я мысленно кивнула. Действительно, я неплохо играю на клавикордах... правда, под настроение.
— ...Селия наградила вас острым умом.
Могла бы и не говорить. Это и так понятно.
— Флавия уже собиралась подойти к вашей колыбели и одарить вас послушанием. Позволю заметить от себя, это был бы весьма желанный дар.
Госпожа Брук подмигнула мне. Я сразу уловила ее намек: видимо, что-то помешало этой фее наделить меня послушанием. Впрочем, я не очень страдаю без ее дара.
