Глупости! Нет никаких демонов. Они были плодом воображения Талии.
Она наверняка встала раньше меня. После трехсот лет сна вряд сохраняется желание поваляться в постели.
Но если она проснулась, значит, успела пообщаться с моими. Хорошо, если только с Мерилл. А если и с мамочкой тоже? Я представил, как она рассказывает им про подготовку к балу по случаю своего шестнадцатилетия, про злую ведьму Мальволию и про то, как эта Мальволия ночью заявилась к нам в дом.
Обычно мать не очень-то обращала внимание на моих друзей, но такой рассказ она не пропустит мимо ушей. Хуже всего, если Талию потянет рассказать и про вчерашнюю вечеринку, про пиво и конфеты. О последствиях лучше не думать.
Еще меньше мне хотелось думать о последствиях ее рассказа про знакомство с Робертом.
Я выскочил из кровати и бросился вниз, на ходу застегивая рубашку. Возле гостиной я остановился и замер.
— Моя гувернантка не позволяла мне читать эту книгу. Представляете? Говорила, что это произведение недостойно глаз юных девиц. Но я пробралась в библиотеку, вынесла книгу и спрятала у себя под матрасом. Боюсь, мое поведение было дурным.
— Дурным? — переспросила моя мамочка. Этим тоном она говорила со своими приятельницами по Молодежной лиге.— Как можно запрещать детям читать «Дон Кихота»? Это же классика.
— Я полагаю, это из-за Дульсинеи, которая была женщиной... сомнительной репутации. Гувернантка не позволяла мне читать и «Кентерберийские рассказы». Но зато я изучала «Государя».
— Макиавелли? Странное произведение для молодой девушки, — удивилась моя мать.
— Но ведь оно посвящено дипломатии. И потом, оно мне помогло совершенствоваться в итальянском.
— Так ты читала его по-итальянски? — восхитилась мамочка.
— У Талии был и итальянский учитель рисования, — встряла Мерилл. — Как его звали?
— Карло Маратти. Только я оказалась никудышной ученицей.
Они говорили о книгах. Моя мать обожает говорить о книгах. Но Талия старше ее на триста лет и не знает многих книг, появившихся за это время. А в ее время даже Библия короля Якова считалась новой!
— Я в колледже была первой по литературе, — вздохнула мамочка, — А Мерилл читает только комиксы, и мне ничего с нею не сделать.
— Мам, ну сколько повторять? Это не комиксы, а манга.
— Джек — тот вообще ничего не читает.
— Джек, он... Ведь он больше любит путешествовать и проводить время на природе?
— Не знаю.
— Он мне тут рассказывал, как ему нравятся... растения.
Я громко кашлянул. Мне вовсе не хотелось, чтобы Талия выдавала мои глубочайшие секреты.
— Доброе утро, соня, — приветствовала меня Талия.
— А мы гадали, в какое время ты проснешься, — слегка улыбаясь, сказала мать. — Кстати, тебе известно, что Талия говорит на четырех языках и прочла по-французски сказки «Тысячи и одной ночи»?
Талия, сама скромность, опустила глаза.
— Ничего особенного. Ведь меня обучали дипломатии.
И обучили! Настоящая дипломатка, если сумела очаровать мою мамочку. Я встал рядом с Талией.
— Кстати, после завтрака можно будет съездить на Саут-Бич, навестить модельные агентства.
Мерилл фыркнула.
— Джек, мы завтракали несколько часов назад, — сообщила мать.
— Твоя мама угостила меня очень вкусным блюдом. Называется блины. Чем-то напоминают бретонские лепешки.
— Слушай, если я не ошибаюсь, последний раз мама пекла блины, когда мне было лет пять. Что это на нее нашло?
Талия пожала плечами:
— Иногда достаточно учтиво поговорить с людьми — и это приносит свои плоды.
Дипломатка!
— Я думаю, Талия поможет мне с французским, — пропищала Мерилл.
— Exactement,(Точно, обязательно (фр.).) — ответила Талия. — И начнем с того, как будто ты пригласила меня домой и представляешь своей замечательной семье. Тебе стоит поучиться говорить.
— Наверное, — промямлил я.
Странно. Талия совсем не ведьма, но всех успела подчинить своим чарам. Мерилл перестала изъясняться междометиями, мамочка вспомнила про блины, а я... я совершенно забыл про Амбер.
Глава 20
ТАЛИЯ
Машина ехала по мосту. Вода по обеим сторонам была синей, и это сразу напомнило мне цвет бабушкиных сапфиров, а еще — вид из окон замка. Как-то там идет жизнь без меня? Горюют ли по поводу моего исчезновения?
Солнце, отражавшееся от воды, больно резало глаза, и я перестала смотреть вниз.
— Значит, фотомоделью называют человека, который надевает на себя разную одежду и его в ней фотографируют? — спросила я Джека.
— Угу, — коротко ответил он.
— И за это им платят деньги?
— Кучу денег. Просто сумасшедшие деньги.
— Это унизительное занятие, — заявила с заднего сиденья Мерилл.
Похоже, она заняла место госпожи Брук и решила охранять мою нравственность.
— Не говори чего не знаешь, — бросил сестре Джек.
— А вот и знаю. Я читала книгу про девушку. Она устроилась моделью, а потом ее заставили позировать обнаженной!
— Это правда? — спросила я.
— Мало ли чего писатели насочиняют? В приличных агентствах такого не бывает.
— А вот и бывает! — стояла на своем Мерилл.
Честно говоря, мне вообще не хотелось позировать. Но как еще остаться здесь? Если, конечно, я захочу остаться.
Мы въехали в ту часть города, где улочки были узкими и людными, а дома покрашены в яркие цвета.
— Какое обилие цветов! Синьор Маратти был бы в восторге.
— Кстати, а ты знаешь, что этот Маратти жил в семнадцатом веке? — спросила Мерилл. — После того как ты рассказала мне про своего учителя, я погуглила его имя.
Я не представляла, какое действие скрывалось под словом «погуглить».
— Да, синьор Маратти был...
Тут Джек очень вовремя уперся мне локтем под ребра.
— Я хотела сказать, синьор Маратти был потомком того художника. У итальянских мастеров встречаются целые династии.
Кажется, такое объяснение вполне устроило Мерилл.
Еще я узнала, что в стране Джека бывает сложно найти место, чтобы, приехав куда-то, поставить свой автомобиль. Вот и сейчас Джек исколесил несколько улиц, пока не отыскал парковку.
— Здесь и остановимся, — сказал он.
— Я с вами не пойду, — сообщила Мерилл, заметившая на скамейке довольно привлекательного молодого человека в весьма откровенном купальном костюме. — Посижу, порисую.
