— Благодарю, что не продержала меня там долго. После неподвижности так приятно пошевелить руками и ногами.
Эти слова я сопроводила самой обаятельной улыбкой.
Но старуха не поймалась на мою благодарность.
— Давай, давай, шевели, пока они у тебя шевелятся. Не так-то долго им осталось шевелиться. А потом — снова за работу.
Моей главной задачей было произвести исключительно благоприятное впечатление на Мальволию. Однако шитье не превратилось в видимость работы. Я принялась постигать его с усердием, какого не проявляла ни в каких своих прежних занятиях. Мне нравилось ощущать прохладу шелка, струящегося между пальцев. Мне было приятно видеть, как отдельные куски кроя встают на свои места и становятся частями платья. Если бы не мое нынешнее положение, я бы, пожалуй, сочла шитье достойным занятием для себя. Ведь до сих пор я не делала ничего полезного.
Когда я сказала об этом Мальволии, она проворчала:
— Я учу тебя шить не для твоего удовольствия, но если тебе это нравится... что ж, наслаждайся.
Я провела за шитьем несколько часов. Единственным звуком был шелест материи. Мои стежки — поначалу крупные и неуклюжие — становились все мельче и изящнее. У меня был свой расчет: чем мельче стежки, тем больше времени уйдет на шитье. Кажется, Мальволии понравилось мое усердие, и она налила мне небольшую миску фасолевого супа. Я надеялась, что Мальволия, как и большинство эфразийцев, не любит зря жечь свечи. Значит, с заходом солнца моя сегодняшняя работа закончится. Я намеревалась растянуть шитье на столько дней, сколько возможно.
Солнце краснело и ползло вниз. Я теребила пальцами шелковую нить.
— Какой вкусный суп, — сказала я ведьме.
Стоит ли говорить, что ела я очень медленно, тщательно разжевывая каждую фасолину?
— Да уж, такого тебе в замке не подавали, — буркнула Мальволия.
— Конечно. Пиртл, главная королевская повариха, не очень-то и умеет варить супы. У нее они получаются слишком солеными. Наверное, ты и сама помнишь?
Мальволия промолчала. Я попробовала зайти с другого конца:
— Я слышала твой разговор со стражниками. Ты им говорила, что когда-то служила в замке. Это правда?
Мальволия сощурилась.
— Ты сама знаешь. Чего спрашиваешь?
— Я ничего не знаю, потому и спрашиваю. Мне об этом не рассказывали.
— Ты и впрямь не знаешь?
Похоже, мое неведение немного озадачило ведьму. Некоторое время она разглядывала заходящее солнце, потом сказала:
— Меня это не удивляет. С какой стати твоему отцу рассказывать такое? Он ведь тебе с детства твердил, что я — злая и коварная, что я только и помышляю, как бы тебя погубить.
«А разве не так?» — мысленно спросила я, забыв, что она умеет читать мысли. Но сказала я опять совсем другое: то, что требовала моя дипломатическая стратегия.
— Отец почти ничего не рассказывал о тебе. Я слышала только о том, что мне ни в коем случае нельзя дотрагиваться до веретен. С самого раннего детства, каждый день.
— А ты все равно дотронулась, — засмеялась Мальволия. — Тебе этого было не избежать. Но я немало позабавилась, наблюдая за жалкими усилиями твоего отца уберечь тебя от встречи с веретеном.
«Удивляешься, что отец, как мог, меня защищал?»
Меня удивляло и другое: если мое соприкосновение с веретеном было неизбежным, зачем Мальволия явилась в замок и заманила меня в башенную комнату? Может, боялась, что я избегну ее проклятия?
Будто прочитав мои мысли, она сказала:
— Я сама принесла веретено. Я должна была убедиться, что все идет так, как мною задумано.
«Какая забота!» — мысленно усмехнулась я, однако вслух произнесла:
— Я была рада услышать о неизбежности моей встречи с веретеном. А то я обвиняла себя в легкомыслии. Точнее, отец меня обвинял.
Мальволия снова засмеялась.
— Это очень похоже на твоего отца. Ему всегда надо кого-то обвинять.
— А ты считаешь, он тебя обвинял незаслуженно? — не выдержала я. — Ты меня прокляла. Обрекла на трехсотлетний сон. И теперь, когда я пробудилась, ты говоришь, что заклятие, видите ли, снято ненадлежащим образом, и это якобы дает тебе право похитить меня и вновь подчинить своей воле.
Ну вот! Опять я нарушила одно из главных правил дипломатии: умение сдерживать выплеск чувств. Мне нельзя было это говорить. Но осуждающие слова уже вылетели из моего рта, и обратно их не затолкаешь.
— Я говорю о том времени, когда я была обычной швеей в замке, а твой отец — всемогущим королем.
Я впервые задумалась о том, что злоба и желание отомстить связаны у Мальволии с чем-то более серьезным, нежели торжество, на которое ее «забыли» пригласить.
— Так что тогда случилось?
— Сейчас это уже не имеет значения.
Она махнула в сторону стола:
— Убери посуду. Если больше не будешь задавать мне свои назойливые вопросы, я разрешу тебе провести вечер не за шитьем, а за чтением. Мое зрение уже не то, и в сумерках я плохо вижу стежки, а твоим медлительным рукам я не доверяю.
Я сомневалась насчет ее слабого зрения, но спорить не стала. Я убрала посуду, а потом уселась читать ведьме единственную книгу, имевшуюся в доме, — Библию. Я читала до тех пор, пока не погас огарок свечи.
Глава 41
ДЖЕК
Перелет до Брюсселя занял всего час. Трэвис встретил нас в аэропорту. Мой отец сразу же направился в пункт проката машин.
— Привет, вечный соня и обжора, — сказал я Трэвису. — Спасибо, что встретил нас.
— Можешь не благодарить. Мне хотелось улизнуть из замка. Король злющий. Того и гляди, упрячет в свою тюрягу как пособника.
Отец закончил с оформлением проката и подошел к нам.
— Ты тоже веришь, что все это — не выдумки? — спросил он Трэвиса. — Королевство, проклятие, ведьма, похитившая принцессу?
— Мистер О'Нейл, неужели вы думаете, что мы с Джеком просто решили приколоться? Или хуже того, «травки» накурились, и нам потом все это привиделось? Даю вам честное скаутское: я это видел собственными глазами. И мне нужно помочь Джеку. После всего, что мы натворили с этим... пробуждением, я тоже ощущаю свою ответственность.
— Это хорошо, когда человек сознаёт ответственность, — одобрительно кивнул мой отец и поглядел на меня.
— Поэтому садимся в машину и поехали, — сказал я. — Вдруг сейчас Талия опять уколола палец веретеном?
Слова вырвались у меня сами собой, и только потом их смысл ударил по мне. Мне очень захотелось поскорее увидеть Талию и убедиться, что она жива и невредима. Конечно, лучше бы прямо сейчас. Но нам еще нужно было добраться до Эфразии.
