В это время В. Л. Пушкина в Москве уже не было. Еще до Бородинского сражения он вместе со своим семейством выехал в Нижний Новгород.
2. Нижний Новгород. Жизнь на брегах Волги
Нижний Новгород расположен на высоком берегу Волги, там, где она сливается с Окой. Древний кремль с башнями и зубчатыми стенами, храмы, монастыри. Домов каменных мало, большей частью постройки деревянные. Есть нарядные дворянские особняки, есть, конечно, и избы. Город торговый. В 80 верстах, у стен Макарьевского монастыря, знаменитая Макарьевская ярмарка. Виды с крутого берега открываются прекрасные или, как сказали бы в пушкинское время, картинные. На воде множество судов, лодок, барж. На улицах коляски, кареты, дрожки, телеги, подводы. Идут купцы, ремесленники, крестьяне в белых рубахах, бурлаки…
В Центральном архиве Нижегородской области хранятся дела Нижегородской городской думы, губернского правления, канцелярии губернатора. Дворянского собрания. Имеющиеся в делах документы помогают представить жизнь и быт города, в котором в 1812 году оказался наш герой. В толстых папках — множество листов: крестьянин Василий Ерофеев украл вино с судна нижегородского мещанина Букина; рабочие люди не явились по договору для доставки соли; трактиры «отпираемы и запираемы были в узаконенные часы»; солдаты избили купца Кадашевцева; прапорщик Деревяшкин признался в убийстве двух извозчиков; крестьяне сел Кемар и Коноплянки Княгининской округи подрались из-за спорных покосов сена; привлекались к ответственности зачинщики возмущения крестьян помещицы Мусиной-Пушкиной по поводу чрезмерных поборов вотчинным начальником Куничкиным; наводились справки о беглых Федоре и Иване Михайловых, о беглом дворовом человеке Степане Никитине, о беглой крестьянке Марии Петровой… В папках есть и документы, отражающие быт военного времени: с купцов и мещан Нижнего Новгорода собирались пожертвования на содержание ополчения; лучшие кузнечные, столярные и сапожные мастера изготавливали седла для кавалерии; росли цены на поставляемые для армии сукна; врачебная управа подавала рапорт о привитой предохранительной оспе; в губернском правлении в шкафах выставлялись образцы вещей, которые принимались для пожертвования в армию; по предписанию главнокомандующего иностранцы были взяты на учет…
Василий Львович был далеко не единственным москвичом, оказавшимся во время нашествия французов в Нижнем Новгороде. Сюда были эвакуированы три московских департамента Правительствующего сената, находившееся в Москве Государственное казначейство с золотым запасом, сокровища Оружейной палаты, Межевая канцелярия, Московский архив Коллегии иностранных дел, Московский почтамт, Московский университет. Московская комиссариатская комиссия, которую переименовали в Нижегородскую
[381]. Не исключено, что в Нижний Новгород приехал назначенный начальником комиссариатской комиссии Сергей Львович Пушкин — вероятно с семьей — Надеждой Осиповной, детьми (исключая Александра, который оставался в Петербурге), Марией Алексеевной Ганнибал. Известно, что в Нижнем находилась и Анна Львовна Пушкина. В город на Волге перебрались Апраксины, Архаровы, Бибиковы, Муравьевы, Римские-Корсаковы, другие видные московские семейства. Здесь была «вся Москва». И «всю Москву» надо было как-то разместить и обустроить. Вице-губернатор города Александр Семенович Крюков предоставил свой дом на плац-парадной площади кремля для размещения московских департаментов Правительствующего сената (впрочем, они вскоре были отправлены в Казань). В Спасо-Преображенском соборе кремля нашел свое пристанище Московский архив Коллегии иностранных дел. Там же, в кремле, в Нижегородской казенной кладовой, поместили денежные средства различных учреждений и ведомств, слитки золота и серебра Московского горного правления. Драгоценные вещи из Оружейной палаты хранились в каменном доме Кожевникова в Вознесенском переулке. Имущество Императорского Московского почтамта приютило здание Нижегородской губернской гимназии на Верхнебазарной площади по соседству с Нижегородской почтовой конторой. Императорский Московский университет обрел приют в Нижегородской гимназии и в частных домах. Студенты поселились на Варварской улице в доме нижегородского аптекаря Г. X. Эвениуса, два сына которого учились в Московском университете
[382]. Квартир не хватало, москвичи устраивались кто как мог — кто в частных домах, в тесных комнатах, а кто в избах. Член Оружейной палаты А. М. Пушкин поселился в доме купца Петра Переплетчикова на Сергиевской улице, Н. М. Карамзин с семьей, которую он забрал из Ярославля, — в доме дворянина Михаила Михайловича Аверкиева, старого знакомого еще по масонским связям, а потом в доме С. А. Львова с видом на Нижегородский кремль
[383]. К. Н. Батюшков, который вывез из Москвы вдову своего покойного дядюшки Михаила Никитича Муравьева Екатерину Федоровну с детьми, жаловался в одном из писем: «Мы живем теперь в трех комнатах, мы — то есть Катерина Федоровна с тремя детьми, Иван Матвеевич (Муравьев-Апостол, дипломат, государственный деятель, писатель. — Н. М.), П. М. Дружинин (директор Московской губернской гимназии, друг семьи Муравьевых. — Н. М.), англичанин Эвене, которого мы спасли от французов, две иностранки, я, грешный, да шесть собак. Нет угла, где можно было поворотиться…»
[384]
Василий Львович жил в избе…
Все были опечалены пожарами в Москве, страшными разрушениями и бедствиями, которые принесла война.
«От Твери до Москвы и от Москвы до Нижнего я видел целые семейства всех состояний, всех возрастов и в самом жалком положении… — писал К. Н. Батюшков. — Видел нищету, отчаяние, пожары, голод, все ужасы войны и с трепетом взирал на землю, на небо и на себя. Нет, я слишком живо чувствую раны, нанесенные любезному нашему отечеству, чтоб минуту быть покойным. Ужасные поступки вандалов или французов в Москве и в ее окрестностях, поступки, беспримерные и в самой истории… <…> поссорили меня с человечеством»
[385].
Многие тревожились за своих близких, сражающихся с неприятелем, томились неизвестностью об их участи. Марья Ивановна Римская-Корсакова, выехавшая из Москвы чуть ли не 1–2 сентября вместе с дочерьми — старшей Варварой, вдовой павшего в бою при Фридланде флигель-адъютанта А. А. Ржевского, двадцатилетней Натальей и младшими Екатериной и Александрой, в это время не знала, что 26 августа при Бородине героически погиб ее старший сын Павел — его судьба долго оставалась ей неизвестной. Будучи в Нижнем Новгороде, Марья Ивановна молилась и о Павле, и о своем любимце — сыне Григории, который также участвовал в Бородинском сражении, и о младшем Сергее, записавшемся в Московское ополчение. На Бородинском поле сложил свою голову сын директора Публичной библиотеки в Петербурге, впоследствии президента Академии художеств А. Н. Оленина Николай. Второй сын его Петр был в этом бою столь тяжело ранен, что его сочли мертвым, но крепостные слуги Олениных доставили молодого человека сначала в Москву, а потом в Нижний Новгород, выходили его. В Нижнем находился генерал Алексей Николаевич Бахметев — ему на Бородинском поле оторвало ногу, но он надеялся по излечении вернуться в строй, обещал К. Н. Батюшкову взять его в адъютанты. В Нижний привозили и раненых французов, которые, несмотря на причиненное ими зло, всё же вызывали сострадание: жена А. М. Пушкина Елена Григорьевна шила для пленных рубашки.