Покорение курганной батареи было последним усилием истощенных сил неприятельских. Их конница двинулась еще на пехоту 4-го корпуса и 7-й дивизии. Барклай-де-Толли успел присоединить к Кавалергардскому и Конно-Гвардейскому полкам остатки 2-го и 3-го кавалерийских корпусов, до чрезвычайности претерпевших от действия артиллерии и бесчисленных атак (например, в Сибирском драгунском полку оставалось только 120 человек и 3 офицера; старшим был поручик). Участь сражения зависела от отпора в сем пункте. Барклай-де-Толли лично вел войска. Он ехал впереди их, в полном генеральском мундире и шляпе с черным пером. Навстречу к нему шла неприятельская конница. Одна атака следовала за другой, но поле битвы осталось наконец за нами. К 5 часам неприятель, несколько раз опрокинутый и с новой яростью возобновлявший нападения, отступил. Милорадович расположил батареи на картечный выстрел против курганной батареи, на случай если бы неприятель вознамерился идти еще вперед, но он не двигался.
Узнав об успехе, одержанном в центре, то есть о взятии батареи Расвского, Понятовский возобновил нападения. Начальствовавший против него Багговут был уже заблаговременно подкреплен другой динвизией своего корпуса, Принца Евгения, чем Князь Кутузов обеспечил себя от обхода по старой Смоленской дороге. После довольно жаркого дела Багговут отступил к вершине ручья Семеновского. К отступлению побудили его две причины: 1) Известие, что левое крыло наше, с коим ему надлежало находиться в связи, отведено за Семеновский овраг; 2) Появление в кустарниках, на правом его фланге, вестфальских войск корпуса Жюно, угрожавших отрезать его от армии. Что касается до левого фланга армии, где предводительствовал Дохтуров, все усилия Французов, действия их артиллерии и многочисленные атаки кавалерии не могли сбить его с занятой им позиции. С нашей стороны не было ни маневров, ни движений: отстреливались, отбивали атаки, между тем как Дохтуров, сидя на барабане посреди войск, подавал им пример необыкновенного хладнокровия. Часов в шесть по всему полю только ревела канонада до самого наступления мрака. Изнурение обеих воевавших армий положило естественный предел действиям их. Последней вспышкой сражения может почесться дело, загоревшееся в Семеновском. Около 9 часов вечера неприятель овладел им, но был вытеснен штыками лейб-гвардии Финляндского полка. Глубокая темнота летнего вечера спустилась на гробовую равнину, безмолвную, как огнедышащая гора без извержений.
Следствия Бородинского сражения
Упорство Бородинского сражения. – Князь Кутузов. – Князь Багратион. – Барклай-де-Толли. – Потери и трофеи обоюдных армий. – Наполеон в Бородине. – Расположение войск после сражения. – Причины отступления от Бородина. – Распоряжения к отступлению. – Состояние неприятельской армии. – Донесение Князя Кутузова о Бородинском сражении.
«С нынешним днем и самое сражение при Эйлау сравниться не может», – сказал Князю Кутузову Беннигсен во время Бородинской битвы. Сущность ее совершенно определяют слова Князя Кутузова в донесении Государю: «Батареи переходили из рук в руки, и кончилось тем, что неприятель не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами». С лишком 170 000 человек, из коих большая часть 20 лет искушались в войне и жили только ею, под предводительством полководца, не знавшего поражений, бились со 115 000 Русских, не хотевших пережить порабощения отчизны. В продолжение 15 часов все устремлено было к взаимному сокрушению армий, заключавших в себе цвет народонаселения от устьев Таго и подошвы Везувия до отдаленных краев Сибири, или, по выражению Державина:
Тут Север с Западом сражался,
И ударялся гром о гром.
Медь и чугун оказывались недостаточными к смертельному истреблению. Раскаленные пушки не выдерживали действия пороха, разрывались и лопались. Пальба огнестрельных орудий, звук барабанов, восклицания победителей, стенания раненых, ржание лошадей, вопли умирающих, произносимые на всех Европейских языках крики командования, угроз, отчаяния, лютое ожесточение сражавшихся превратили поле Бородинское как будто в обитель ада. Не помогли Наполеону великое превосходство в числе войск, бешенство нападений, неумолкавший огонь семисот орудий, против нас гремевших. Конечно, нигде не показывали Русские более равнодушия в опасностях, более терпения, твердости, презрения смерти, как при Бородине. Они горели личной ненавистью к врагам, сражались с полным убеждением, что дело идет о всей отечественной славе минувших веков, о всей настоящей народной чести, о будущей судьбе и предназначении России. Успех, долгое время сомнительный и всегда более льстивший неприятелю, не ослабил духа войск и воззвал к напряжениям, едва ли не превосходившим силы человеческие. В Бородине все было испытано, до чего может возвыситься воин. Преданность к Государю, любовь к Отечеству никогда не имели достойнейших жертв. Повиновение беспредельное, строгость в соблюдении порядка, гордое чувство быть защитником святой Руси никогда не являли более славных примеров. Европа очами сынов своих убедилась в Бородине, что Русские могут скорее пасть с оружием в руках, чем остаться побежденными.
Хладнокровие ни на минуту не изменяло Князю Кутузову. Его великая заслуга под Бородином состояла в решимости принять сражение и в искусстве, с каким он противодействовал усилиям неприятеля. Куда Наполеон ни замышлял обрушиться, где ни думал сломить Русских, везде, вовремя, в урочную пору, подоспевали подкрепления нашим войскам. Не довольствуясь одним отпором нападений, Князь Кутузов атаковал левый фланг Наполеона, и это наступательное движение имело на все дело благотворнейшее влияние. Ни ужасные потери армии, ни остервенение неприятеля, ни исполинская слава Наполеона, исполнявшая ум и воображение каждого, ничего не колебало Кутузова. В молчании следил он ход битвы, сохраняя совершенное спокойствие духа, внимательно выслушивая привозимые к нему донесения, без торопливости отдавая повеления. Не оставляла его надежда удержать, опрокинуть Наполеона, и он хотел даже атаковать его в следующий день, о чем писал Дохтурову и Графу Ростопчину. Приказание Дохтурову, диктованное мне Князем Кутузовым, часу в 5-м после полудня, при взрыве лопавшихся вокруг него гранат, было следующего содержания: «Я из всех движений неприятельских вижу, что он не менее нас ослабел в сие сражение, и потому, завязавши уже дело с ним, решился я сегодня все войска устроить в порядок, снабдив артиллерию новыми зарядами, завтра возобновить сражение с неприятелем». Еще прежде отправления повеления Дохтурову Князь Кутузов послал к нему Раевского, для предупреждения его о намерении своем атаковать на другой день неприятеля. Следующее письмо к Графу Ростопчину писано часа два позже, когда атаки неприятельские совсем прекратились и гудевшая канонада утихала: «Сегодня было весьма жаркое и кровопролитное сражение. С помощью Божией, Русское войско не уступило в нем ни шагу, хотя неприятель в весьма превосходных силах действовал против него. Завтра надеюсь я, возлагая мое упование на Бога и на Московскую Святыню, с новыми силами с ним сразиться. От вас зависит доставить мне из войск, под начальством вашим состоящих, столько, сколько можно будет». Тогда же Князь Кутузов подозвал к себе одного из стоявших возле него офицеров, Граббе, и сказал ему: «Поезжай от левого фланга до правого, поздравь всех с отражением неприятеля и предвари, что завтра атакуем». Войско было восхищено вестью предположенного нападения; от радости бросались в объятия вестника и снимали его с лошади. Оба Главнокомандующих, Князь Багратион и Барклай-де-Толли, явили себя достойными помощниками Князя Кутузова, который, по преклонности лет и великим лежавшим на нем обязанностям, не мог и не должен был находиться везде, где кипела сеча. Доколе роковой удар не сразил Князя Багратиона,
