В печатных объявлениях, написанных простым, но сильным слогом, Граф Ростопчин беседовал с жителями и сообщал им известия из армии. Главное достоинство его объявлений, или, как их называли, афишек, состояло в том, что они согревали теплую любовь к Престолу и возбуждали к неприятелю ненависть и презрение. Несправедливо возражали, что слог афишек был неприличен в обнародованиях от имени Главнокомандующего столицей. Просвещенные люди не имели надобности в побуждениях на подвиг, внушаемый святым долгом любви к Отечеству, а потому простонародные объявления должны были в сердцах низших сословий воспалять Русское молодечество. Для образца приведем следующее объявление; из него можно судить, в каком смысле написаны были и другие: «Слава Богу! Все у нас в Москве хорошо и спокойно. Хлеб не дорожает, и мясо дешевеет. Одного всем хочется, чтобы злодея побить, и то будет. Станем Богу молиться, да воинов снаряжать, да в армию их отправлять. А за нас пред Богом заступники: Божия Матерь и Московские Чудотворцы, пред светом милосердый Государь наш Александр Павлович, а пред супостаты христолюбивое воинство; а чтобы скорее дело решить, Государю угодить, Россию одолжить и Наполеону насолить, то должно иметь послушание, усердие и веру к словам начальников, и они рады с вами и жить, и умереть. Когда дело делать, я с вами; на войну идти, перед вами, а отдыхать, за вами. Не бойтесь ничего; нашла туча, да мы ее отдуем; все перемелется, мука будет, а берегитесь одного: пьяниц да дураков; они распустя уши шатаются, да и другим в уши врасплох надувают. Иной вздумает, что Наполеон за добром идет, а его дело кожу драть: обещает все, а выйдет ничего. Солдатам сулит Фельдмаршальство, нищим золотые горы, а всех ловит за виски, да в тиски, и пошлет на смерть; убьют либо там, либо тут. А для сего и прошу, если кто из наших или из чужих станет его выхвалять и судить и то и другое, то, какой бы он ни был, за хохол да на съезжую: тот, кто возьмет, тому честь, слава и награда, а кого возьмут, с тем я разделаюсь, хоть пяти пядей будь во лбу; мне на то и власть дана, и Государь изволил приказать беречь матушку Москву, а кому ж беречь мать, как не деткам! Ей-Богу, братцы, Государь на вас, как на Кремль надеется, а я за вас присягнуть готов. Не введите в слово. А я верный слуга Царский, Русский барин и православный Христианин. Вот моя и молитва: Господи Царю Небесный! продли дни благочестивого земного Царя нашего! Продли благодать Твою на православную Россию, продли мужество Христолюбивого воинства, продли верность и любовь к Отечеству православного Русского народа! Направь стопы воинов на гибель врагов, просвети и укрепи их силой Животрящего Креста, чело их охраняюща, и сим знамением победиши».
Духовенство, в проповедях, врачевало унылые души. Как говорили пастыри церкви, может послужить примером следующий отрывок из проповеди, произнесенной Преосвященным Августином, 28 Июля, в Успенском Соборе: «Храбрый Российский народ! воззри на святые гробы опочивающих здесь угодников Божиих. Нетленные телеса их, сии залоги любви и чудодействиа Божия, вверены благочестию твоему. Восстани, восстани на охранение Святыни, благоговейно тобою чтимыя, восстани на защищение алтарей Бога твоего. Поборай по Господе, и Господь поборет по тебе. Вооружись на спасение достояния своего, жен и детей своих; приими щит веры и упования на Бога спасающего; облецыся в броню правды и мужества. Не предаждь законов отеческих; верностью к Царю посрами лесть врага, мужеством сокруши силы его. Россияне! Аще будете с Господем, дерзайте, стойте и зрите спасение, еже от Господа: Господь бо поборет по вас!»
Взятие Смоленска огромило Москву, как будто для врагов отверзся путь в столицу. Таково было и на всю Россию влияние известия о падении Смоленска. Вот собственные слова Государя: «Потеря Смоленска произвела ужасающее моральное действие на всю Империю»
[304]. «Народ, – доносил Граф Ростопчин, – менее испуган, нежели раздражен; он видит себя унижеинным и готов отмстить за свою обиду. Москва и верные ее жители соединятся с армиями на защиту наследия Вашего Величества и Вашей славы. Никто не согласится пережить вечный стыд»
[305]. Каждый день, с утра до вечера, во все заставы, кроме Дорогомиловской, тянулись вереницы карет, колясок, повозок и нагруженных телег. Бывали дни, в которые на иной заставе прописывали по 2000 выезжавших экипажей. На барках также отправляли имущество. «Я взял свои меры, – продолжает Граф Ростопчин, – чтобы ничего здесь не осталось, если неприятель дойдет до Москвы, но начну укладывать, когда неприятель будет около Вязьмы. Народ Вашего Величества может служить примером верности и повиновения». Как непреложное доказательство, что Смоленск уже во власти врагов, прибыла в Москву икона Смоленской Божией Матери, и поставлена сперва в первой от въезда церкви Св. Василия Неокесарийского, откуда потом понесли ее два Архимандрита в Успенский Собор. Впереди шли хоругви; за ними духовенство. Синодальные певчие пели канон Божией Матери. Из каждой церкви, мимо которой следовало шествие, духовенство выходило на сретение с Крестами; звонили в колокола; народ восклицал: «Матерь Божия, спаси землю Русскую!»
Пала Вязьма. Для отвоза из Москвы казенного имущества вытребованы подводы из всех уездов, кроме прилегавших к Смоленской губернии, где они были нужны для армии. Присутственные места и учебные заведения тронулись из Москвы в Казань; оставался только Сенат. На улицах всюду видны были отправлявшиеся обозы; в домах раздавался стук укладываемых вещей. Министры и начальники различных управлений посылали из Петербурга одно приказание за другим о мерах предосторожности и способах отправления. Неограниченна была заботливость общей Матери Русских сирот, Императрицы Марии Феодоровны, о заведениях Ея Величества. Без сердечного умиления нельзя читать распоряжений Ее. Вот между прочим собственноручные строки Государыни к Начальнику Опекунского Совета, Сенатору Лунину: «Не скрываю душевной Моей скорби о злополучных обстоятельствах, принуждающих вас, с заведениями, которыми я столько утешалась, искать убежища вне священных стен Москвы, но да будет воля Того, Кто испытует Веру нашу в Него. Уверьте всех родителей, что дети их для нас святой залог, которых мы будем защищать как наших собственных»
[306].
Горестны были обстоятельства, но Москвичи не унывали. Граф Ростопчин доносил: «Жители требуют оружия, и оно готово, но я им вручу его накануне дня, который должен будет решить участь Москвы. Если Провидение определило Наполеону в нее войти, то он не найдет ничего для удовлетворения своего корыстолюбия. Деньги будут вывезены; вещи зарыты. Армия и Москва соединятся воедино для спасения России. Сегодня 5000 человек идут к армии; они выступают, как на праздник»
[307]. В половине Августа составилось Ополчение. Перед выступлением из Москвы собралось оно у Спасских казарм, куда прибыл управлявший Московской Митрополией Викарий Августин благословить воинов. После молебного пения и водосвятия, совершенных при стечении многочисленного народа, пастырь кропил ратников святой водой, говоря: «Господь сил с вами! Господь поборет по вас!» Не было у Ополчения знамени. Преосвященный взял из приходской церкви Спаса во Спасской хоругвь и вручил ее земскому войску, предрекая победу.
