«Во Франции, – говорит ему Наполеон, – набираю я 140 000 рекрут, в Италии 30 000. Из Мюнхена уведомляют меня об отправлении 10 000 для укомплектования Баварского корпуса в России. Надобно набрать в Варшаве сколько можно более людей для пополнения корпуса Понятовского и ремонт для кавалерии и артиллерии. Пишите к нашему Послу в Варшаве, возбуждайте его к большей деятельности. В его донесениях много красноречия, но мало дела. Пишите также Военным Министрам в Варшаву и в Саксонию о присылке рекрутов и ремонта для Саксонского корпуса. О том же подтверждайте всем Дворам Рейнского Союза. Бородинская победа и занятие Москвы не должны усыплять рвение наших союзников
[387]. Не говорю вам о поспешнейшем формировании Литовских полков. Литва должна видеть, что от ее усердия зависит ее спокойствие. Если бы в Литве было более деятельности, то теперь находилось бы тысячи четыре человек у Дриссы и они остановили бы набеги казаков; столько же стояло бы у Бобруйска и у Пинска, что избавило бы от казаков всю Литву
[388]. Вам легко уверить Австрию, Пруссию и другие Дворы, что их собственные выгоды зависят от скорейшего окончания дел моих в России. Остается только одно средство благополучно довершить настоящую войну: доказать Императору Александру невозможность расстроить, извести нашу армию, как Он надеется, и убедить Его в бесполезности Его усилий против огромных способов умножения армии, находящихся у меня во Франции и заключающихся в добром расположении моих союзников. Отвсюду должно присылать ко мне подкрепление и увеличивать на словах и бумаге число войск, ко мне отправляемых. Надобно приказать союзным Дворам печатать в газетах, что они посылают ко мне вдвое более, нежели на самом деле».
22 роты артиллерии шли от Рейна к Эльбе и Одеру. 4 000 000 франков и неограниченный кредит был дан Генералу Бурсье для покупки 14 000 лошадей в Немецкой земле, Польше и Литве; 4000 лошадей велено купить в Могилеве и 1000 в Варшаве. Из Франции назначено прислать в каждую роту полков ручные мельницы, и предписано делать таковые же в Кенигсберге, Вильне, Минске и Варшаве. Для продовольствия в тылу армии, где все еще царствовало безначалие, велено заключить торги на покупку хлеба; в Ковно и Вильну назначено прислать амуничные вещи из Данцига и Кенигсберга, а привезенное из Триеста пшено сарачинское доставить в Гродно и Минск. Что касается до пути сообщения от Смоленска до Москвы, то после первого набега Дорохова Наполеон велел войскам, сопровождавшим транспорты, идти вместе, не разрываясь, и на биваках становиться вокруг обозов, а обозы отправлять из Смоленска под начальством штаб-офицеров, с прикрытием не менее 1500 человек. Наполеон приказал перепечатать и разослать к комендантам и этапным начальникам, от Ковно до Москвы, существовавшие в его армии постановления насчет следования обозов. Он велел также купить хлеба и мяса на 250 000 рублей в Можайске, Гжатске, Дорогобуже и Вязьме и довольствовать оными проходящие войска. Для большего обеспечения сих последних назначил он проложить новую дорогу из Смоленска, верстах в 7 или 10, параллельно со старой, в краю менее разоренном, но таким образом, чтобы новый проселочный путь выходил на Вязьму, Дорогобуж и другие города. Велено всех людей, к какому бы роду войск они ни принадлежали, проходивших поодиночке, задерживать в Смоленске, составлять из них маршевую колонну, в 10 или 12 000 человек, с 12 орудиями, и, снабжая их десятидневным провиантом, посылать по новой дороге, со всеми обозами, столпившимися в Смоленске. Наполеон приказал Маршалу Виктору, вступившему 23 Августа в Россию: 1) наблюдать дороги из Вильны к Смоленску через Минск и Могилев; 2) в случае нужды подкреплять Сен-Сира в Полоцке и сторожить, чтобы какие-нибудь из Русских войск, ускользнув от наблюдения Сен-Сира и Князя Шварценберга, не пробрались в тыл Наполеона; 3) служить резервом главной армии, находившейся в Москве. Повеление застало Виктора в Минске, откуда он тотчас выступил и, 15 Сентября, пришел в Смоленск. Через несколько дней получил он приказание возвратиться и стать между Полоцком и Минском. «В сей позиции, – писал ему Наполеон, – составите вы главный резерв и, смотря по обстоятельствам, пойдете на помощь Князю Шварценбергу для заслонения Минска, или подкрепления Сен-Сира, или прикроете Вильну, или наконец двинетесь к Москве для моего усиления»
[389]. Оставя в Смоленске одну дивизию, Бараге д’Илье, Виктор расположил остальные войска своего корпуса в Сенно, Бабиновичах и Орше, куда перешла и его корпусная квартира.
Ежедневно присутствовал Наполеон на разводах гвардии в Кремле, где также осматривал полки, стоявшие близ города. Пехота была лучше конницы и артиллерии. Она отдыхала весь Сентябрь; ее ряды пополнились выздоровевшими; мундиры и обувь были исправлены найденными в Москве сукнами и кожами. Из кавалерии только гвардейская оказывалась годной для службы, а армейские конные полки доведены были до крайности усиленными переходами от Немана до Москвы, Бородинским сражением, недостатком корма и фуражировками, подвергавшими французов беспрестанным поражением со стороны крестьян и казаков. Донцы гарцевали иногда в виду Москвы; бывали примеры, что они врывались даже в самые заставы столицы
[390]. Артиллерийские и обозные лошади с каждым днем приходили в худшее состояние. Более всего страдала нравственная сила армии. Наполеон не мог восстановить подчиненности, потрясенной четырехнедельным своеволием и грабежом в Москве. Из отданных по его гвардейскому корпусу приказов видно, до чего ослабела служба и достигло неуважение даже к самому Наполеону. Приведем примеры. В приказе от 22 Сентября сказано: «Невзирая на все повеление, караулы не исполняют своей обязанности; ночью часовые не окликают проходящих». От 24 Сентября: «Сегодня, на разводе, офицеры не салютовали шпагою Императору».
Наполеон укреплял Кремль и хотел привести его в такое положение, чтобы можно было держаться в нем против внезапного набега наших войск. Безмолвный, вековой свидетель дивных судеб Отечества, Кремль должен был служить оплотом для врагов, и 50 орудий взвезли на стены, и для удобнейшего действия артиллерии приказано сломать несколько строений вне Кремля, «а именно, – сказано в повелении Наполеона, – срыть мечеть»
[391]. Он называл мечетью церковь Василия Блаженного, памятник покорения Казани, торжества Христианства над Исламизмом! Потом Наполеон отменил это повеление и стал укреплять Новодевичий монастырь, куда сам приезжал 23 Сентября. Он лично приказал заколотить задние ворота наглухо, завалить их землей и поставить на них по одной пушке; для входа оставить боковые ворота и против них соорудить батарею. В церкви Иоанна Предтечи, близ Новодевичьего монастыря, велел он стены подбить и потом церковь взорвать, что и было исполнено
[392]. Стараясь поддержать в войсках бодрость, Наполеон приказал рассевать слухи о мнимых успехах, одерживаемых его боковыми корпусами, об осаде Петербурга, разбитии Графа Витгенштейна, приближении к Москве больших подкреплений и обильных запасов и, наконец, о намерении своем зазимовать в Москве. Устроили два театра, один в доме Познякова, другой в Кремле, и собрали остатки находившейся в Москве французской труппы. «Когда нам велели играть комедию, – пишет одна из тогдашних актрис, – то мы подумали, что над нами шутят. У нас не было ни платья, ни башмаков; однако ленты и цветы были скоро найдены в солдатских казармах; поставили декорации, зажгли лампы, и мы начали представление на дымящихся развалинах города»
[393]. Оркестр состоял из музыкантов одного Лифляндского помещика, который переселился из Риги в Москву, а при нашествии неприятеля уехал, оставя там музыкантов. Когда припасы начали скудеть, проголодавшимся французам пришлось не до музыки, и они с хлеба долой выслали оркестр за Тверскую заставу, откуда он пришел к отряду Генерала Винценгероде.
