Границу Борисова составляют болотистая речка и на ней плотина. Для защиты ее Князь Щербатов поставил батарею, но возвращавшиеся из-под Лошницы войска авангарда не попали на плотину, а обратились влево вброд, чем указали путь следовавшему за ними по пятам неприятелю. Таким образом, угрожаемый обходом и видя невозможность удержаться у заставы, Князь Щербатов приказал отступить за город, на правый берег Березины. Нелегко было исполнить приказание: на длинном мосту сперлись артиллерия, обозы и запряженные волами подводы; однако же, останавливая в Борисове по возможности стремление неприятеля, наши успели перебраться за мост и зажечь его. Много тяжестей, дежурство и столовый сервиз Главнокомандующего были взяты Французами в городе, где остались также наши больные и раненые. При первом известии об отступлении арьергарда было послано к 3000 конницы, отправленной поутру на фуражировку, повеление скорее возвратиться в Борисов. Кавалеристы бросили связки с сеном и поспешили к городу, но, найдя его уже во власти неприятеля, отступили к Старому Борисову. Тут примкнули к ним егерские полки авангарда, при начале суматохи обратившиеся в лес. Отрезанные таким образом от Борисова и армии, войска сии пошли вверх по Березине. Отчаиваясь в возможности переправиться через реку, некоторые полковые командиры намеревались обратиться на Лепель, для соединения с Графом Витгенштейном, но, встретив в лесу Жида, указавшего им брод, они перебрались кое-как через Березину и ее правой стороной присоединились к армии. Донося Государю о поражении авангарда, Чичагов говорит в заключение: «И это были те самые войска, которые за несколько дней перед тем разбили впрах Косецкого, Брониковского и Домбровского и приступом взяли Борисов!» Заняв Борисов, Удино послал отряды вверх и вниз по Березине, отыскивать места к построению мостов, для чего Наполеон отправил к нему артиллерийских и инженерных генералов. За ними пошли усиленными маршами все пионеры и саперы, каких могли набрать в армии. Желая облегчить предстоявшую переправу и сохранить артиллерию и снаряды, Наполеон отдал повторительный и строгий приказ о сожжении частных обозов. Он запретил всем, кроме генералов, иметь экипажи и велел всех лошадей от истребляемых повозок впрягать под орудия, брать силой лошадей, кому бы они ни принадлежали, даже придворных, если под пушками окажется в них недостаток. Опять начали набирать офицеров, у коих остались лошади, и соединили их в два эскадрона. Повеления Наполеона об истреблении частных обозов не были исполнены в точности. Военные и нестроевые расточали золото, склоняя жандармов не жечь повозок: подкуп был последним средством сохранить уцелевшие пожитки и выбраться из России.
12 Ноября, поутру, выступил Наполеон из Бобра к Борисову, велев для ободрения войск распространить ложный слух, что за Березиной кончится преследование, производимое Русскими, что там находятся обильные всякого рода запасы и вскоре последует соединение с Князем Шварценбергом и Ренье. К обольщениям, утешавшим легковерных Французов и союзников их, присоединилось весьма благоприятное для врагов обстоятельство, которое во всяком другом случае довершило бы бедствия их, но теперь было принято ими как радостное предзнаменование. Ночью сделалось холодно; стужа стянула землю и подавала неприятелям надежду найти болота, окружающие Березину, замерзшими. Имя Березины, как за несколько месяцев перед тем имя Москвы и потом Смоленска, перелетало из уст в уста; неприятели уговаривали друг друга к напряжению последних сил для достижения берегов ее. Наполеон остановился на ночлег в Лошнице и 13-го продолжал марш к Борисову. Не предвидя возможности без кровопролития овладеть переправой, он хотел сам взглянуть на гвардию и армейские корпуса и лично удостовериться в состоянии войск, способны ли они к сражению. Строевым рапортам доверять он не мог. Число наличных, в рапортах означаемых людей ежечасно изменялось, потому что солдаты и офицеры беспрестанно падали на дороге от изнурения, бросали оружие, самовольно расходились по сторонам. На половине перехода сошел Наполеон с лошади, стал на краю дороги и глядел на бежавшие по гололедице толпы. Конечно, пламенное Итальянское воображение Наполеона никогда не могло представить себе такого маскарада, какой увидел он на снежных полях нашего Отечества! Не успел он кончить карикатурного смотра, как получил от Удино радостное известие о находке им переправы на Березине и тотчас поехал в Борисов, куда прибыл вечером.
Нечаянный случай помог Удино исполнить возложенное на него поручение. Говоря о действиях Графа Витгенштейна, мы упомянули, что, отделясь с Баварцами от Сен-Сира, Вреде пошел к Докшицам и увел с собою Французскую кавалерийскую бригаду Генерала Корбино. Удино и Виктор требовали от Вреде возвращения бригады; он сперва не соглашался исполнить требование их, но наконец отправил ее к Виктору. Из Докшиц Корбино шел на Борисов. Узнав дорогой, что там стояла Дунайская армия, он велел вести себя к какой-нибудь другой переправе на Березине. Проводник указал ему брод у Студянки, где, по переходе через реку, Корбино встретил офицеров Удино, искавших места для наведения мостов. Переход Корбино убедил их, что лучше той переправы, какая у Студянки, искать было нечего. Удино тотчас послал к Студянке команду строить мост и, стараясь ввести Чичагова в обман, велел другому отряду идти вниз по Березине, к Ухолоду, рубить лес и давать вид, что там намереваются переходить через реку. За отправленной к Студянке командой пошел Удино со всем корпусом. Он собрал в Борисове Жидов, расспрашивал их о дорогах, ведущих к Минску, и о лежащих на них селениях. Притворясь довольным полученными от Евреев сведениями, оставил он некоторых при себе проводниками в Минск, а других отпустил, заставив их поклясться, что они выйдут к нему навстречу по переправе его через Березину и укажут ему ведущие к Минску дороги. Удино был уверен, что Евреи не соблюдут клятвы и обо всем известят Русских. Ожидание его сбылось.
13 Ноября, вечером, неприятели занимали следующие места: Наполеон был в Борисове, с гвардией, Жюно и Неем, которому, за совершенным истреблением его корпуса под Красным, отдали в команду Польский корпус Понятовского и отряд Домбровского; Вице-Король и Даву на марше к Борисову, между Лошницей и Начей. Для удержания Графа Витгенштейна стоял Виктор в Ратуличах. Поздно вечером, 13-го, отправился Наполеон на ночлег в Старый Борисов, намереваясь на следующее утро ехать в Студянку, куда велено направляться всем войскам, по мере прибытия их в Борисов. Приказано было соблюдать на марше к Студянке величайшую тишину, чтобы с противоположного берега Березины не могли Русские услышать шума и догадаться о движении войск вверх по реке. Наполеон усилил также команды, посланные к Ухолоду и далее вниз по Березине, приказав делать там ложные приготовления к переправе. Всю ночь, проведенную им в Старом Борисове, он не ложился спать, часто выходил из занимаемого им дома, всматривался в наши огни и велел прислушиваться, не происходят ли у нас какие-либо передвижения.
Видя весь левый берег Березины от Ухолода до Веселова покрытым неприятельскими войсками, трудно было Чичагову угадать: где именно Наполеон замышлял переправляться, выше Борисова или ниже, и куда, перейдя через Березину, имел он намерение обратиться, на Вильну или Минск? В подобных случаях принято правилом: держа войска в совокупности, стоять в центральном пункте и быть в равном расстоянии от мест, где неприятель может устроить переправу, по первому о том известию двинуться к ней, противопоставить возможные препоны к переходу через реку или, если то не удастся, со всеми силами напасть на часть войск, уже успевшую перейти. Так сначала и поступил Чичагов. Все 12 Ноября, то есть на другой день после того, когда по разбитии авангарда принужден он был возвратиться на правый берег Березины, он простоял у Борисовского укрепления, составлявшего центральную точку переправ на Березине, отрядами наблюдая пространство от Зембина до Уши и истребляя на реке плоты и материалы, могшие служить неприятелю для построения мостов. Влево, к Зембину, был послан отряд Чаплица, а вправо Графа Орурка, с приказанием идти даже до местечка Березина. Оставалось не изменять сих распоряжений, не трогаться из-под Борисова, всюду усугубляя бдительный надзор и, в ожидании дальнейших показаний о движениях Наполеона, уничтожая мосты, гати, плотины, по которым после переправы надлежало идти неприятелю, а особенно у Зембина. Сделано противное. 13 Ноября, на рассвете, оставив против Борисова часть войск, под начальством Графа Ланжерона, Чичагов пошел вправо к Шабашевичам, по причинам, изложенным в следующем его донесении: «Три дня был в виду моем неприятель, хотевший маневрами своими ввести меня в обман, а между тем, не имея никаких известий о ваших армиях, полагал я, что оне преследуют неприятеля по пятам. По расчислению маршей, Французы должны были достигнуть Борисова гораздо прежде, чем действительно туда пришли. Заняли ль они Борисов всей армией? Был ли при ней Наполеон, или только делал он ложные движения небольшим корпусом, для удержания нас против Борисова? Вот чего я не мог знать. В таком затруднительном положении получил я от Князя Кутузова повеление принять меры осторожности на случай, если Наполеон пойдет вниз по Березине к стороне Бобруйска, чтобы, там переправясь, обратиться на Игумен и Минск. Граф Витгенштейн также уведомил меня, что неприятельская армия разделена на многие колонны, что одни идут к Борисову, а другие к Бобруйску, но где был сам Наполеон, никто не знал, и, вероятно, очутился бы он там, где всего менее его ожидали. К увеличению недоразумения, привезли мне рапорт, что Австрийцы и Саксонцы возвратились в Слоним и что уже видели разъезды их у Пинска. Вот обстоятельства, которые ввели меня в заблуждение. Я думал, что Князь Шварценберг идет к Слониму, в намерении удержать нас, и это движение Австрийцев заставило меня опасаться покушения Наполеонова броситься вниз по реке. Тогда я расчел, что, не теряя из вида переправ через Березину на моем левом крыле, я мог разделить силы в центре на две части, подвинув одну из них вправо, и я пошел на Шабашевичи. Признаюсь, по всем соображениям мне казалось вероятным намерение Наполеона переправляться ниже Борисова. Не успел я прийти в Шабашевичи, как мне донесли о построении неприятелями моста у Ухолода. Это еще более утвердило бы меня в моем мнении, если бы вскоре не известили меня, что они перестали заниматься мостовыми работами у Ухолода»
[580].
