«Князь Михаил Илларионович! Настоящее положение военных обстоятельств Наших действующих армий хотя и предшествуемо было начальными успехами, но последствия оных не открывают еще той быстротой деятельности, с каковой надлежало бы действовать на поражение неприятеля. Соображая сии последствия и извлекая истинные тому причины, Я нахожу нужным назначение над всеми действующими армиями одного общего Главнокомандующего, которого избрание, сверх воинских дарований, основывалось бы и на самом старшинстве. Известные военные достоинства ваши, любовь к Отечеству и неоднократные опыты отличных ваших подвигов приобретают вам истинное право на сию Мою доверенность. Избирая вас для сего важного дела, Я прошу Всемогущего Бога да благословить деяния ваши к славе Российского оружия, и да оправдает тем счастливые надежды, которые Отечество на вас возлагает».
Ко всем Главнокомандующим: Тормасову, Князю Багратиону, Барклаю-де-Толли и Чичагову отправлены следующие, одинакового содержания рескрипты:
«Разные важные неудобства, происшедшие после соединений двух армий, возлагают на Меня необходимую обязанность назначить одного над всеми оными Главного Начальника. Я избрал для сего Генерала от Инфантерии Князя Кутузова, которому и подчиняю все четыре армии. Вследствие чего предписываю вам со вверенной вам армией состоять в точной его команде. Я уверен, что любовь ваша к Отечеству и усердие к службе откроют вам и при сем случае путь к новым заслугам, которые Мне весьма приятно будет отличать подлежащими наградами».
Исполнились надежды, давно питаемые Россией и о коих упомянуто также в Высочайшем рескрипте Кутузову. Надежды не были тщетны. В четыре месяца Кутузов одержал совершеннейшее торжество, о каком летописи когда-либо упоминали, промчал славу Российского оружия в отдаленнейшие пределы света и приуготовил избавление Европы. Возведение его на степень главного предводителя праздновала Россия с такою радостью, какой она еще не ощущала со времени вторжения неприятелей. Никогда голос Империи не был столь единодушен и решителен. Достоинство, признаваемое в полководце целым народом, не есть фимиам лести: это излияние чувств 50 миллионов человек к представителю их славы. Поколение 1812 года выросло, возмужало в громкое, волшебное царствование Екатерины; от вождя времен Ее ждало оно побед и заранее венчало бессмертием того, о ком Державин в пророческом духе вещал: «Смерть сквозь главу его промчалась, Но жизнь его цела осталась: Сам Бог его на подвиг блюл!»
[240]
На другой день после назначения Князя Кутузова Император отправился в Або для свидания с Наследным Шведским Принцем. При начале войны писал к нему Государь о желании Своем лично с ним познакомиться, но обстоятельства до тех пор не дозволяли Его Величеству совершить Своего намерения. Императора сопровождали Графы Румянцев и Аракчеев, Генерал-Адъютант Кутузов и Флигель-Адъютант Чернышев. 12 Августа, в 6 часов после обеда, прибыл Император в Або, остановился в доме Бремера, на большой площади, и был встречен Генерал-Губернатором, Сенатом и чиновниками разных управлений. Радостные клики гремели повсюду и возобновлялись при каждом появлении Государя в окнах. По два дня город был иллюминова
[241]. Празднеств никаких не было. Государь сказал депутации граждан, что «по смутным обстоятельствам не считает совместным принять приглашение на приготовленный городом бал». На следующее утро Его Величество был на разводе, в Сенате, в походном лазарете и ездил на дрожках по городу и за заставу. Три дня Император ожидал Принца и часто прогуливался один по морскому берегу. 15-го, в 7 часов вечера, прибыл Наследный Принц на фрегате «Яррамасе». У Шлосса он сел на Русский катер и плыл вверх по реке к назначенному для Его Высочества дому Ландсгевдинга.
Цель свидания Государя с Наследным Принцем состояла в укреплении союза России с Швецией. Личное знакомство и дружба Монархов суть самые надежные поруки доброго между ними согласия и прочности существующих между ними договоров. Сим правилом руководствовался Император Александр во все Свое царствование, и постоянно с полным успехом, чему, конечно, способствовали Его обворожительные свойства, убедительное красноречие и правота дела, которая была всегда на Его стороне. Через два дня, 18 Августа, подписали в Або договор, долженствовавший распространить условия союза с Швецией, заключенного 24 Марта. Главные статьи договора были следующие: 1) Россия обязывалась выставить 35 000 человек, вместо 15, или 20 000, назначенных в трактате 24 Марта, для высадки в Германию и покорения Норвегии. Из числа 35 000 прибыть на берега Шонии 25 000 в конце Сентября, а если можно и скорее; остальные же 10 000 в Ноябре. 2) Немедленно по прибытии 25 000 Русских в Шонию обязывалась Швеция открыть военные действия высадкой в Зеландию и на Датские острова. 3) Если Датский Король не уступит добровольно Норвегию, не согласится присоединить своих войск к Русским и Шведским и, следственно, надобно будет вооруженной рукой напасть на Зеландию, то Россия все права свои на завоевание сей области уступает Швеции. 4) В случае заключения с Наполеоном мира, на основании которого пределы России распространились бы до Вислы, Швеция обязывалась признать такое расширение наших границ. 5) Россия давала Швеции в заем 1 500 000 рублей, частью деньгами, частью мукой и зерновым хлебом, с обязательством получить обратно сию сумму через 16 месяцев после присоединения Норвегии к Швеции.
Из договора 18 Августа видно, что действия против Дании были отложены до исхода Сентября. На то были разные причины: 1) Ни Русские войска в 25-тысячном составе, как трактатом определялось, ни Шведские не были готовы. 2) Надобно было снестись предварительно с Лондонским Двором о действиях против Дании и Норвегии. 3) Бывшая тогда в самом разгаре война в России не дозволяла помышлять о каком-либо постороннем предмете, кроме усиления наших армий, действовавших против Наполеона. Коль скоро истина сия была признана, то уже нетрудно было извлечь из нее и последствия. Рассуждая, что в продолжение шести недель, на которые отсрочивалась высадка в Зеландию, находившийся в Финляндии корпус, под начальством Графа Штейнгеля, оставался праздным, положили перевезти его немедленно в Ригу и употребить там до 1 Октября, а к сему сроку возвратить его на прежнее место и отдать в распоряжение Шведского Принца. Предложение об отправлении войск наших из Финляндии к Риге на шесть недель было сделано самим Наследным Принцем и принято Государем тем с большим удовольствием, что совершенно согласовалось с видами Его Величества. Однако, желая на будущее время быть правым, если бы Граф Штейнгель не успел к 1 Октября возвратиться в Финляндию, Государь заметил, что нельзя наверное определить времени, когда сим войскам можно будет отплыть обратно из Риги, ибо, введя их единожды на театр войны, завязав их там в дела, не легко будет воротить. Такое замечание было неопровержимо, но превосходство сил Наполеоновых соделывало необходимым ставить против него сколько можно больше войск, не раздробляя их дальним походом в Данию. От Стокгольмского Двора не могло ускользнуть, что для самого приобретения Норвегии должно было предварительно способствовать России в успешной борьбе с Наполеоном.
