Скрепление дружества с Швецией, следственно, обеспечение России со стороны Финляндии и возможность употребить Финляндский корпус там, где в нем настояла надобность, – таковы были непосредственные следствия пребывания Государя в Або. В продолжение оного предстояло Императору испытание, явившее вновь Его непоколебимое намерение удержать в самое тяжкое время честь и достояние России. С самого прибытия своего в Швецию Наследный Принц особенно дорожил дружбой Государя, но вместе с тем, видя, сколь выгоден был в 1812 году союз его для России, возымел мысль просить некоторого вознаграждения. Не желая лично объясняться с Императором о предмете, для Его Величества неприятном, избрал он для сего Флигель-Адъютанта Чернышева, привыкши говорить с ним откровенно, когда еще был Французским Маршалом. Он призвал его к себе и сказал, что, отсрочив поход в Норвегию и предоставя в распоряжение Его Величества корпус Графа Штейнгеля, он надеется на взаимность, что Император имеет случай оказать ему великодушие и явить Швеции, как полезен для нее союз с Россией, сделав самую ничтожную уступку – Аландские острова. Чернышев тотчас доложил о сем предложении Государю и получил повеление отвечать Принцу, что «хотя Император и дорожит его дружбой и тесной связью с Швецией, однако не уступит ни аршина земли, даже если бы довелось Ему удалиться в Сибирь и там сражаться за неприкосновенность Империи». Если хотим постигнуть всю великость ответа, должно знать, что за несколько часов перед тем Государь получил донесение о падении Смоленска!
Три дня продолжалось свидание в Або. 18 Августа, в 5 часов пополудни, Наследный Принц отправился обратно в Стокгольм; через час потом выехал Государь и прибыл в Петербург 21 Августа. До какой степени личное знакомство сдружило Государя с Наследным Принцем, свидетельствуют следующие слова из первого после свидания письма его к Императору, от 4 Сентября. «Минуты, – говорит он, – проведенные с Вашим Величеством в Або, и разговоры наши оставили в душе моей впечатления, которые сохраню вечно. Желаю иметь случай доказать Вашему Величеству всю полноту чувствований, Вам посвященных, и счастлив надеждой, что буду в состоянии осуществить мои желания».
Что касалось до войск, бывших в Финляндии, то на первый случай назначались они для освобождения Риги от осады и должны были отплыть в Ревель на военных и купеческих судах из Гельсингфорса, с Аландов и из Або. По высадке в Ревеле они поступали под начальство Рижского Военного Губернатора Эссена. «Оттого вы получите такое усиление, – сказано в Высочайшем рескрипте Эссену, – что Я не сомневаюсь в успехах ваших и поверхности над неприятелем, которого силы, по всем известиям, весьма в посредственном числе в окрестностях Риги и Митавы». Государь велел Эссену, по прибытии войск из Финляндии, непременно овладеть неприятельской осадной артиллерией и освободить крепость от формальной осады
[242]. Число войск, отправленных из Финляндии, превышало 17 000 человек
[243]. Пехотным и егерским полкам десантного корпуса велено быть в одном действующем батальоне, таким образом, что 2-й батальон каждого полка сдавал в выступающий 1-й всех своих рядовых, отчего роты 1-го батальона были в двойном комплекте людей. Штаб-, Обер– и унтер-офицеры и музыканты расформированных батальонов оставлены в Финляндии для нового укомплектования
[244].
Первые действия князя Кутузова
Отъезд Князя Кутузова из Петербурга. – Прибытие в Гжатск. – Письмо к Графу Ростопчину. – Донесение Государю. – Числительная сила армии. – Рескрипт Государя. – Повеления Тормасову и Чичагову. – Составление нового штаба. – Воззвание к Смолянам.
Через два дня после отъезда Государя из Петербурга в Або Князь Кутузов отправился в армию, 11 Августа, в воскресенье. Около дома его, на Дворцовой набережной Невы, от Гагаринской пристани до Прачешного моста, толпился народ. Часов в 9 Князь Кутузов сел в карету, но от тесноты принужден был ехать шагом. Отовсюду раздавались пожелания счастливого пути и победы. Князь поехал в Казанский Собор, где слушал молебен, стоя на коленях. Протоиерей Иоанн окропил его святой водой, подал ему честный и животворящий Крест Господень и на блюде образ Казанской Божьей Матери. Кутузов возложил на себя образ. В несколько минут церковь наполнилась народом, желавшим проводить своего вождя, не предчувствуя, что Кутузову оставалось жить не более восьми месяцев и что по прошествии сего времени только хладные останки полководца будут покоиться в том самом храме, где он теперь, готовясь к великому подвигу, призывал на помощь Всевышнего. Выходя из церкви, Князь Кутузов сказал священникам: «Молитесь обо мне; меня посылают на великое дело».
На первой станции, в Ижоре, Князь Кутузов встретил курьера из армии. Имея разрешение распечатывать привозимые оттуда бумаги, он узнал здесь о падении Смоленска и сказал: «Ключ к Москве взят!» Подробности Смоленского сражения были в тот же вечер переданы ему ехавшим из армии в Петербург Цесаревичем Константином Павловичем
[245]. По всей дороге жители городов и селений стекались около Князя Кутузова и напутствовали его благословениями. 12-го приехал он в Крестцы, 15-го в Вышний Волочок, рано поутру 16-го в Торжок, где встретил Генерала Беннигсена, который, по разномыслию с Барклаем-де-Толли, возвращался из главной квартиры в Петербург. Князь Кутузов объявил ему Высочайшее повеление ехать обратно в армию. Он встретил также Генерала Фуля, но не пригласил его с собой. Из Торжка Князь поворотил на Старицу и Зубцов, в намерении выехать на столбовую Смоленскую дорогу у Гжатска. По мере приближения его к сему городу более и более обнаруживались признаки губительной войны. Помещики и поселяне Смоленской губернии тысячами спасались от неприятельского нашествия. Одни с имуществом, другие без всего, в рубище, тянулись ко Ржеву, Волоколамску и далее, кочуя подле дороги, на полях. Отрадно было несчастным появление Князя Кутузова. Несколько раз останавливался он, стараясь утешать бесприютных. Старцы заставляли внуков лобызать стопы его; матери поднимали к небу грудных младенцев; только и слышно было: «Спаси нас! Побей супостата!» 17 Августа, в 11 часов утра, Князь Кутузов был в виду Гжатска. В 5 верстах от города множество жителей, вышедших ему навстречу, остановили его карету, выпрягли лошадей и везли ее на себе до приготовленного для него дома купца Церевитинова.
В Гжатске Князь Кутузов занялся отправлением ответов и разрешений на запросы и донесения, с которыми ожидали его курьеры, присланные из разных мест. Самое примечательное из его писем было следующее, к Графу Ростопчину: «Письмо ваше прибыло со мной в Гжатск сей час, в одно время. Не видавшись еще с командовавшим доселе армиями Военным Министром и не будучи еще достаточно известен о всех средствах, в них имеющихся, не могу ничего сказать положительного о будущих предположениях насчет действия армий. Не решен еще вопрос: потерять ли армию или потерять Москву? По моему мнению, с потерей Москвы соединена потеря России. Теперь я обращаю все мое внимание на приращение армии, и первым усилением для оной будут прибывающие войска Милорадовича, около 15 000 составляющие. Ираклий Иванович Марков извещает меня, что уже 11 полков военного Московского ополчения выступили к разным пунктам. Для сего надежного оплота желательно бы было иметь ружья с принадлежностями, и я, усмотрев из ведомостей, ваши при отношении ко мне приложенных, что в Московском арсенале есть годных 11 845 ружей и с лишком 2000 мушкетов и карабинов да требующих некоторой починки ружей, мушкетов и штуцеров с лишком 18 000, покорно просил бы вас, теми средствами, какие вы заблагорассудите, приказать починкой исправить, а я как о сих, так и о первых узнаю от Военного Министра, буде не назначено им другого какого-либо употребления, может быть, употреблю на ополчение, и вас не умедлю о том уведомить. Вызов 80 000, сверх ополчения, вооружающихся добровольно сынов Отечества, есть черта, доказывающая дух Россиянина и доверенность жителей Московских к Начальнику, их оживляющему. Вы, без сомнения, оный поддержите так, чтобы армия в доверенности успехов своих могла при случае ими воспользоваться, и тогда прошу вас направлять их к Можайску».
