Женщина встала и прошлась по комнате. В задумчивости остановилась возле окна, поднесла тоненькую сигарету к губам, которую очень изящно держала — между средним и указательным пальцем, слегка зажимая. Ладонь при этом выглядела расслабленной, будто рассекала волны, плавно, не торопясь.
— Этот Герман Петрович совсем освоился. Похоже, чужая шкура пришлась ему по вкусу… Что ж… Как он ловко занял место Константина, не моргнув. Уже заходит в офис как хозяин. А вокруг него все так и прыгают, в рот заглядывают. Конечно, к красивой жизни быстро привыкаешь.
Она развернулась, ловко стряхнула пепел на блюдечко и вернулась к креслу.
— Но это дело времени. Я не собираюсь спокойно смотреть, как этот сорокалетний недоумок растрачивает доставшийся ему так легко дар. Мой дар! И мой по праву. Сначала Константин, этот высокомерный выскочка, обошел меня — заполучил то, что не ему предназначалось. Теперь Герман влез. Ничего…
Она сделала еще одну затяжку и погасила сигарету.
— А этот думает, что я без него не справлюсь. Да он вообще мне не нужен. Хотя… Нужен, конечно. Как только все закончится, он будет мне очень нужен. Так что придется потерпеть. А пока что мы имеем? Мальчишка откинулся. Было бы хорошо, чтобы это признали самоубийством, и делу конец. Наш Герман очаровывается Светланой — ну это пусть, даже к лучшему. У влюбленных мужиков внимание притупляется, и они перестают нормально соображать. Но все-таки какие же они непостоянные, эти мужики. Раз — и нет больше любви, и не нужна уже любимая и неотразимая Мариночка. Вот так просто — одну в психушку, а новая кукла уже тут как тут. А нам и на руку. Женушка не в себе. И пусть подольше так будет. Пока все путем. Следаки вынюхивают, но шансов у них нет. Даже если до чего-нибудь докопаются, я уже буду далеко. Этот выполнит уговор, не сомневаюсь. Уж больно зацепился он за перспективы…
Ее губы расплылись в улыбке.
25 глава
Рембо с портфелем
— Руки убери! Убери руки! Помогите!
Крики становились все более надрывными. Это не походило на ссору не поделившей что-то парочки. В женском голосе явно ощущался страх, неподдельный ужас.
Германа сковало оцепенение. На мгновение он замешкался, остановился и посмотрел по сторонам. Как назло, ни души. А ведь не такой уж и поздний час.
«Что же делать? — крутились обрывочные мысли. — Позвать на помощь? Подождать, может, утихнет, обойдется… Вызвать полицию?»
— Ааа! Не-е-ет! — пронзил, словно уколом в сердце, крик.
Герман вдруг понял, что голос кажется ему знакомым. Где-то он точно слышал его, эти звонкие нотки… И тут до сознания наконец-то добралась мысль, что Ирка, скорее всего, уже должна быть там и ждать. Точно! Это же Иркин голос!
Он припустил к арке. На подходе послышалась возня, будто кто-то кого-то тащит, шарканье подошвами, чье-то пыхтение.
Герман завернул за угол и увидел, как двое держат Ирку, заломив ей за спину руки. Она, скуля от боли, согнулась. Третий, довольно крепкий, невысокого роста, стоял спиной к Герману и что-то пытался нашарить у нее под курткой. А может, раздеть?
Все три налетчика были одеты прилично — спортивная обувь, штаны-треники, куртки, у одного поверх кожанки свисал капюшон от флисовой толстовки. В общем, на гопников ребята не походили. Типичные студенты, таких Герман почти каждый день наблюдал в университете.
— Ща мы тя поюзаем немного, не ерзай, — со смешком проговорил тот, что стоял к Герману спиной.
И тут внутри Германа будто что-то лопнуло, подобно вылетевшей пробке шампанского, волна негодования запенилась и стремительно полезла наружу.
Он сорвался с места, подбежал к невысокому, который пытался раздеть Ирку, и со всей силы огрел его портфелем по голове. Налетчики не ожидали подобного вмешательства и доли секунды просто смотрели на Германа. Третий же, на которого удар совсем никак не подействовал, повернулся к Герману лицом, проревел: «Ты чо, дядя, попутал?» — и с размаху врезал Герману по подбородку.
Герман рухнул навзничь, выпустив из рук портфель. Тот отлетел, брякая об асфальт металлической пряжкой. Где-то в затуманенном разуме пронеслась мысль: «Ну вот, совсем новый». Во рту появился солоноватый привкус.
Раздался в три голоса гогот. Невысокий, огретый портфелем, склонился над Германом с искривленным ухмылкой лицом. В глазах двоилось. Герман проморгался, и тут в фокусе зрения появилась занесенная над его головой нога в массивном ботинке с толстой, рельефной подошвой.
Еще до того, как в голове промелькнула мысль: «Вот и все», — он машинально выкинул вверх ногу. Она прилетела строго в промежность налетчику. Парень моментально сжал колени, отлетел и в паре шагов от Германа повалился на бок. Свернулся калачиком, руками схватившись за свое хозяйство, и скулил, подобно щенку.
Двое остальных, возмущенные таким поведением, выпустили девушку и стеной пошли на Германа, который только-только с трудом поднялся. Ему ничего не оставалось, как согнуться пополам и с диким воем помчаться тараном на них. Одного, что с капюшоном, получилось сбить с ног. А второй точным ударом по шее уложил Германа. И уже когда бедный спасатель стоял беспомощно на корточках, несколько раз пнул под дых, потом по животу так, что у Германа потемнело в глазах, дыхание перехватило. А мышцы в диком спазме тут же вытолкнули содержимое желудка наружу.
— Я полицию вызвал, — прохрипел Герман между приступами рвотного рефлекса.
Выругавшись, троица поспешила скрыться. Встречаться со стражами правопорядка в их планы не входило. Скрюченного товарища двое налетчиков поставили на ноги и, подхватив под мышки, поволокли за собой. Тот еле передвигал ногами, то повисая на руках своих дружков полностью, то делал слабые попытки бежать на цыпочках.
Ирка вся дрожала. Ее колотило от испуга так, что зубы стучали.
— Герман Петрович! Герман Петрович! — твердила она как заведенная, не зная, с какой стороны подойти к избитому по ее вине преподавателю.
Герман отполз от блевотины и сел на корточки так, чтобы живот был как можно сильнее зажат. Ему казалось, что боль так немного тише.
— Когда же вы успели полицию-то вызвать? — спросила ошарашенная Ирка.
— Да соврал я, — процедил Герман.
Голова гудела, подбородок начал саднить. Герман чувствовал, как распухает губа. Языком он проверял, все ли зубы на месте. И прислушивался, не решит ли желудок еще извергнуть из себя содержимое, хотя, по ощущениям, там уже ничего не осталось. Соленый вкус крови теперь перебивала горечь — последней выходила одна лишь желчь.
— А-а-а, — протянула Ирка, — это вы здорово сообразили.
Наконец-то, обуздав немного свои трясущиеся руки, она достала платок и приложила к губе Германа.
— А может, и правда вызвать, а? — робко спросила она.
— Кого? — не понял Герман.
