42 глава
Круг сжимается
Тем временем загнанным в ловушку чувствовал себя еще и молодой следователь Гришин. Новость о том, что его дело передается в ФСБ, совсем не порадовала. Мало того, что самого дела-то и нет — что передавать? Так и расследование это уже захватило его, и отступать он не хотел.
Арбузов был на месте, потягивал «беломор», сидя за столом, и рассматривал пыльные узоры на противоположной стороне.
— Павел Геннадьич, — сразу же с порога начал Гришин, — дело забирают. Вы слышали?
— Да, — спокойно ответил Арбузов, — и не только твое, кстати.
Гришин не смог скрыть удивления.
— Как? Что они о себе возомнили? А вы что?
— А я подготовил все для передачи.
— Но как же? — воскликнул Гришин. — Ведь мы напали на след.
Арбузов посмотрел на молодого следователя невозмутимым взглядом.
— У меня уже столько дел было, которые приходилось передавать в ФСБ. Это не первое и не последнее. Заняться и так есть чем. Тем более что до пенсии мне совсем ничего осталось. На мой век хватит приключений. Такие вот кренделя.
Горячая натура молодого следователя не смогла скрыть тень осуждения, пробежавшую по его лицу. Арбузов — следак опытный, заметил сразу.
— Хм, не пропажей ли дела объясняется твое рвение? — с нескрываемой усмешкой спросил Арбузов.
— Я уверен, что оно у Темного, — бросил Гришин, — и вы же знаете, что не только в этом дело.
— Знаю или не знаю, да только решить эту проблему ты должен как можно быстрее. Иначе, сам понимаешь, черная метка на всю оставшуюся жизнь. А карьеру, как я понимаю, ты под удар ставить не хочешь.
— Как решить? Забраться к нему в дом? Вы сами знаете, что оснований на это нет.
Арбузов загасил окурок в посеревшей от табака стеклянной пепельнице, заложил руки за голову и откинулся на спинку кресла. В кабинете стоял все тот же крепкий духан от въевшегося в стены табачного дыма.
Гришин стоял недалеко от порога и смотрел на опытного следователя сверху, не скрывая удивления такому спокойствию. У него никак не укладывалось в голове, что следак вот так запросто может отдать свое дело. И уж тем более радоваться этому. Арбузов, как ему показалось, испытывает даже некоторое облегчение. А по мнению Гришина, он просто сдался. Иначе как ленью он такое объяснить не мог.
Арбузов же рассматривал статную фигуру молодого человека, горделиво возвышающуюся над его столом.
— А ты думаешь, что твоя работа только в перекладывании бумажек? Сколько бы раскрытых преступлений было, если бы все, как ты, хотели действовать чисто?
— Это вы о чем?
— А о том… Если хочешь оставаться пижоном, то продолжай перекладывать бумажки и сдувать с них пыль. Остальное — не для тебя. Не замарав руки, дело не сделаешь.
Гришин уставился на следователя.
— В каком смысле — не замарав? Вы хотите, чтобы я закон нарушил?
— Ну… Ты сам пораскинь мозгами. Одно нарушение ты уже совершил. Упустил дело. У кого-то в руках сейчас все материалы. И неизвестно, какие умыслы у этого человека. А ты стоишь тут и ноешь, что дело у тебя забирают. Ты-то профукал дело. В собственном кабинете профукал.
Самое ужасное, что Гришин понимал, — Арбузов прав, дело он и правда профукал.
Выйдя из кабинета коллеги, Гришин уже все решил. Ничего другого не оставалось. Сидя среди бумажек, далеко не продвинешься. Надо действовать. И незамедлительно. От пропажи дела ему долго не отмыться — это точно. Так что терять особо нечего. А если сработать аккуратно, то ничего не будет. Но риск оправдан. Не вмешайся ФСБ, возможно, он смог бы выиграть еще немного времени и вывести Темного на чистую воду. Но не теперь.
Не в меру разговорчивый водитель попутки успел порядком утомить Германа. Поэтому, как только в поле зрения показался нужный микрорайон, он поспешил выскочить из машины, отблагодарив за помощь болтливого мужичка денежными знаками.
К тому же неплохо было бы и пройтись, убедиться, что за ним больше никто не следит. Герман оглядывался и прислушивался к своим ощущениям, но ничего не чувствовал — никаких взглядов и подозрительных лиц. Немного расслабившись, он приближался к домам, в которых ни разу еще не был. Где-то здесь, в одной из панельных новостроек, должна жить Светлана. Адрес он помнил примерно. Но сейчас он мог пойти только к ней.
— Алло, Свет, ты дома? Ничего, я подожду, уже рядом. Я все объясню, но не по телефону, хорошо? Да. Приезжай скорее.
И Герман свернул во двор в надежде спрятаться за высокими бетонными спинами от всех враждебных взглядов.
Квартирка у Светланы оказалась небольшой. В одной комнате умещался диван, обтянутый коричневым велюром, под стать ему кресло, тумбочка с плоским телевизором. Ковер на полу — толстый, шерстяной, с красочным орнаментом. Необычайно мягкий, словно тающая вата под ногами. Чувство умиротворения теплым светом от торшера проникло Герману в душу. Казалось, вот оно — идеальное пристанище, крепость, где можно спрятаться, перевести дух. И выходить в мир, враждебный, холодный, солнце которого светит не для тебя, совсем не хотелось.
— За мной следили, — тихо сказал Герман, как только Светлана вошла в комнату с кружкой чая на небольшом подносе. — ФСБ…
Светлана присела рядом, не сводя глаз с Германа.
— Мне чудом удалось уйти.
— Как? А зачем?
— Они плели про какое-то нецелевое использование государственных денег, что, мол, мои отчеты по работам пропали и…
— В каком смысле? — перебила Светлана. — Каких денег?
— Ну гранты. Это долго объяснять. И вуз выигрывал, и я…
— И что?
— Я должен был сдавать отчеты, деньги-то выделялись под конкретный проект.
— И ты не сдавал?
— Да сдавал, конечно! Все сдавал. Они просто специально, чтобы я не удрал.
— Я не поняла, — Светлана отставила пустой поднос, поджала под себя ноги, — при чем тут какие-то гранты? Зачем тебе удирать?
— Это сложно объяснить. Понимаешь, тут и смерть Олега, помнишь, студента? — Светлана кивнула, а Герман продолжал: — Данные оказались государственной тайной.
— Какие данные?
— Ну по которым Олег диплом писал. И Константин… Тебе, кстати, Константин ничего не рассказывал про лазерное оружие?
— Нет, — протянула Светлана. Было видно, что она ошеломлена и ни слова не понимает.
— А про какие-нибудь… ну странные способности тебе не говорил?
— Кто?
— Ну Константин!
— Нет. Какие способности? У кого?
— Ладно, не важно, — вздохнул Герман, — но мне нужно что-то делать… Я даже не знаю что… Они меня обвиняют в страшных вещах, понимаешь? А я не виноват!
