В этот миг что-то брызнуло из машины, и оба сержанта чихнули и тут же утратили всякую способность соображать. Руки, ноги — все работало вроде бы вполне исправно, слух и зрение тоже вполне присутствовали, а вот в разуме — ну ничегошеньки!
Им сзади приказывали идти — и они шли, приказывали сворачивать — они сворачивали. А если приказали бы кого-нибудь убить — убили бы наверняка.
Только такого им никто не приказывал. Тут и без них имелось кому убивать.
* * *
После восьми вечера майор Коловратов с каждым часом чувствовал себя все неспокойнее. Почему до сих пор не явились с докладом сержанты Ухов и Сундуков?..
Ах да! Он же не отдал приказа отозвать их из дозора. Но догадались бы позвонить, остолопы!..
Может, загуляли? Дай Бог если только так…
Приехав домой, поужинал в одиночестве холодным борщом и холодной же телятиной (жена с дочкой были в это время на даче в Болшеве), Коловратов послушал по радио передачу о международном положении, но все это ничуть его не отвлекло, тревога только нарастала.
Когда раздался звонок в дверь, нервы у майора настолько расшалились, что он дернулся как ошпаренный. Идя открывать, по пути нечаянно зацепил плечом вешалку в коридоре, и она со всей одеждой рухнула на пол (позже это будет особо отмечено следователем в протоколе осмотра квартиры, однако разумных объяснений так и не найдется).
Прежде чем отпереть, майор Коловратов глянул в дверной глазок…
Ба! Ну вот они, голубчики, Ухов с Сундуковым!.. Только вот рожи у обоих какие-то не свои. Неужели впрямь напились, засранцы? Ну ужо он им устроит сейчас!..
Однако майор был почти счастлив столь незамысловатому объяснению их пропажи. И все же, распахнув дверь, грозно рявкнул с порога:
— Что это вы, сержанты, позволяете себе?!
Вдруг отметил: а ведь от них вовсе и не пахнет спиртным. Отчего же стоят как столбы и глаза у обоих неживые, как у мороженых судаков?..
Эти мысли были едва ли не последние в жизни майора. Дальше Сундуков и Ухов раздвинулись, и между ними возник некто третий с каким-то небольшим цилиндрическим баллончиком в руке.
— Гм… — промычал майор Коловратов. — Вы-то, извиняюсь, кто?
Тонкая струйка устремилась из баллончика ему в лицо, и майору почудилось, что он слышит треск, как будто рубашка на груди порвалась, — треск, с которым его сердце разорвалось на части…
* * *
Снова в дозоре.
Двое лежали на асфальте неподалеку все от того же дома на Первой Мещанской. Наконец один из лежавших открыл глаза и толкнул другого в плечо:
— Эй, Сундуков, ты живой?
— А?.. Что?.. Ухов, это ты?.. А чего это с нами?
— Вроде вчера — ни грамма… Или, может?..
— Да ничего «не может»! У меня с похмелья всегда башка трещит, а ноги ходят. А тут в башке все нормально, а вишь — встать не могу.
— И я не могу. Ну-ка, если вместе… Вот так… Ну слава богу! Ты только теперь меня держи, а то я сейчас опять…
— И ты меня… Так что было-то?
— Думаю, это с устатка у нас: ведь сколько часов в дозоре провели!
— Возможно… И что теперь делать будем? В контору пойдем?
— А тебя с поста кто-нибудь снимал? То-то! Покуда не снимут, мы — в дозоре.
— Какой дозор, когда ноги не свои.
— А ты соберись! Ты кто есть? Сержант государственной безопасности! Собрался?
— Да вроде бы…
— А ноги как?
— Отходят помаленьку… Вроде уже сам стоять могу.
— Я тоже… Ого, гляди-ка, наш, кажись, «объект»!
— Ага, он, точно!.. Что это он с авоськой в такую рань?
— А ты идти можешь?
— Кажись, уже могу… Ну-ка… Да, могу!
— Тогда — за ним!
— Ишь ты! Капустку квашеную купил с утречка пораньше! С похмелья, должно быть.
— Да непьющий он вроде бы.
— Именно что — «вроде бы». Все мы такие «вроде».
— Ну уж не ты, Сундуков.
— Разговорчики!.. Вон он, назад пошел. За ним!
— И что, опять здесь, у подъезда, топтаться? Может, майору все же позвонить, чтоб наконец смену прислал?
— Да звонил же я с рынка, из автомата. Никто в его кабинете трубку не берет.
— Странно…
— Куда уж! И долго еще так стоять?
— Тебя Родина поставила стоять — значит, стой!
— Вон, уже снова вечер на дворе — а мы с тобой всё…
— Молчи! Смотри — «объект» выходит! С бабой своей! За ними!
— Так они ж вон в такси садятся. У тебя деньги-то на такси есть?
— А мы и так… Стоп машина! (Помахал удостоверением перед носом у водителя.) Вон за тем такси! Давай, гони!
— Стоп, приехали! Выходим, Сундуков!
— Что ж это? «Объект» с бабой в Парк культуры, что ли, намылились под вечер? Да еще с капустой!
— Не, смотри, они до парка не дошли…
— А это что еще за хмырь слепой? «Ремонтируем швейные машинки всех марок»… Гляди-ка, «объект» — к нему! Ох, чует мое сердце, не машинки этот хмырь ремонтирует.
— А что?
— Ну, ты совсем! Ничего он не ремонтирует! Связной это! И не слепой он вовсе, только косит под слепого, гад: вон, «объекта» нашего сразу узнал.
— Выходит, шпионы?
— Только догадался? А я — сразу же… Смотри, хмырь только свистнул — и машина подкатила!
— Что-то машина у них, у этих шпионов больно страхолюдная. Срамотища!
— Потому что конспирация. Слыхал такое слово?.. А «объект», вишь, с бабой не побрезговали. Вон, садятся уже! Сейчас поедут.
— Снова за ними?
— Не, мы с тобой на этот раз — по-другому. Я эту машину давно заприметил, она всегда по одному маршруту ездит. По городу попетляет, попетляет, а потом — к одному и тому же месту, оно тут, недалеко. Дырка там есть: метростроевцы что-то рыли, а потом так и бросили. Ну а дальше там всякая нищая шелупонь такие катакомбы нарыла! Говорят, пол-Москвы запросто можно спрятать. Вот к той дырке они сейчас и поедут, зуб даю. Ну а мы — пешочком, пешочком. Они-то петлять будут, а мы — по прямой. Тут, если по прямой, так всего десять минут дороги, так что раньше них поспеем. Ну что, пошли?
— Пошли… Однако и ушлый же ты, Сундуков, все-то ты знаешь.
— Служба такая — все знать. И тебе советую!.. Давай, быстро!.. Быстрее, дурень, иди!
— («От дурня слышу».) Да иду я, иду!
Глава 8
Что это?!
«Будет вам нынче полтора кила капустки!» — думал Васильцев, подходя к слепцу с табличкой на груди. К лжеслепцу, разумеется: Юрий видел глаз, зорко смотрящий на него сквозь прореху в куртке из того места, где у всех людей расположен пуп.
