С командармами Коневу какое-то время не везло. К тому же командарм — это не штабной работник оперативного отдела или разведотдела, которого, в случае его явной профессиональной непригодности, можно заменить толковым офицером из нижестоящих штабов армий, дивизий и даже полков, а то и взять из окопов. Вот и приходилось Коневу, подавляя гнев, сквозь пальцы наблюдать за тем, как использует своё особое положение командарм 29-й, как робко, с замедлением, а порой и невпопад действует командарм 22-й. Ещё не укомплектован штаб фронта, с перебоями работает связь, нужных работников приходится выдёргивать буквально отовсюду, на ходу, и тут же вводить их в курс дел. А тут ещё выясняется, что профнепригодны некоторые командиры высокого ранга, которых лейтенантами из окопов и даже полковниками с академическим образованием не заменишь.
Генерал Вострухов недолго командовал 22-й армией. После ноябрьских боёв, когда фронт выдержал очередную попытку левого крыла группы армий «Центр» пробить оборону с целью охвата наших войск, оборонявшихся севернее и южнее, Конев отправил Сталину телеграмму: «…Допущенный к исполнению должности командарма 22, генерал-майор В.И. Вострухов с обязанностями не справился. По опыту проведения Селижаровской операции выяснилось, что В.И. Вострухов нуждается в подсказывании решений в мелочах и требует держать его всё время на поводу. В сложной обстановке растеряется и не обеспечит управления армией. Конев, Леонов».
«На поводу» — в смысле «на поводке». Да, непросто было Коневу руководить фронтом: на одного вечно оглядывайся, чтобы не настрочил в Москву Берии очередной донос, чтобы не плёл за спиной козни и одновременно не путался под ногами, мешая руководить фронтом, другого води на поводке, натаскивай, чтобы действовал правильно и в трудный момент не подвёл весь фронт…
Ноябрь на Калининском фронте прошёл в серии взаимных ударов.
Седьмого ноября фон Бок в своём дневнике сделал такую запись: «Противник нарастил силы на юго-востоке от Калинина, ведёт себя активно, даже вызывающе, и чуть ли не ежедневно предпринимает атаки в районе дороги Латшино—Калинин. Наше наступление в том случае, если в нём будут задействованы недостаточно крупные силы, обречено на неудачу. В этой связи я направил телекс командованию танковой группы, потребовав задействовать в атаке больше подвижных соединений, нежели это было запланировано. <…> …добиться у командования танковой группы подключения к атаке сильных моторизованных соединений будет непросто. Прежде всего потому, что передвижение моторизованных частей или невозможно, или сопряжено с большими трудностями, а сражаться в пешем строю этим парням не улыбается. Так оно и случилось: в пришедшем сегодня из танковой армии послании в завуалированной форме высказывалось негативное отношение к использованию солдат моторизованных подразделений в качестве пехотинцев». 10 ноября: «Противник проводит атаки местного значения на фронте 4-й армии и значительно более мощные против левого крыла 9-й армии, где противнику удалось добиться ограниченного успеха».
Однажды во время боёв на Селижаровском направлении, в самый их пик, когда Конев бросил в дело резерв, во время одной из контратак, были захвачены пленные. Ещё до начала допроса и по одежде, и по снаряжению сразу заметили — к фронту прибыла свежая часть. Допрос пленных, а затем агентурные сведения подтвердили догадки: немцы начали переброску войск в район южнее Калинина — накапливают крупную группировку перед фронтом 30-й армии.
Армия генерала Хоменко прикрывала Клинско-Солнечногорское направление, протяжённость её фронта составляла 70 километров. Боевой состав: стрелковая и мотострелковая дивизии, танковая бригада, моторизованный и запасный полки. Вторые эшелоны и резервы отсутствовали. Оборона носила очаговый характер, промежутки между опорными пунктами составляли три-четыре километра. Немецкая разведка, конечно же, перед наступлением тщательно исследовала местность, по которой 3-й танковой группе и частям 9-й полевой армии предстояло осуществить второй, завершающий этап наступления на Москву.
Справедливости ради, надо заметить, что командарм 30-й своим донесением предупреждал штаб Калининского фронта о том, что перед его фронтом в последние сутки противник ведёт переброску войск, в том числе крупных танковых соединений, что армия ослаблена предыдущими боями, нуждается в пополнении и усилении огневыми средствами, особенно противотанковой артиллерией. К сожалению, Конев не придал информации генерала Хоменко должного значения.
Немцы атаковали 15 ноября. По словам Конева, их наступление «развёртывалось в обычном для немцев стиле — атака пехоты и танков при массированной поддержке авиации».
Удар пришёлся на 30-ю армию Калининского фронта и на 16-ю — Западного. Противник таранил стык фронтов, обнаружив здесь самое слабое место в советской обороне и перспективное для развития удара с целью охвата Москвы с севера.
Одновременно, под Тулой и Алексином, группа армий «Центр» перешла в наступление, охватывая тульскую и серпуховскую группировку наших войск с целью замкнуть гигантское кольцо окружения южнее Москвы. Снова, как и в первых числах октября, на карту ставилось всё.
В первый день 5-я стрелковая дивизия, на которую пришёлся основной удар танкового клина, удержала позиции. Противник понёс большие потери в танках и живой силе. Но давление нарастало. Немцы подошли к Волге. Чтобы не подвергать 5-ю дивизию, стойко державшуюся на своём рубеже, угрозе охвата со стороны соседей, где наметился прорыв фронта, Конев приказал генералу Хоменко отвести дивизию за Волгу. Одновременно на угрожаемый участок начал переброску резервов.
Исследователи Московского сражения считают это решение комфронта «обоснованным, но запоздалым». Возможно. Но тем не менее 30-я армия в момент наивысшего накала боёв была усилена 185-й стрелковой, 46-й кавалерийской дивизиями, 8-й танковой бригадой и отдельным мотоциклетным полком.
К исходу 16 ноября 5-я стрелковая дивизия заняла заранее подготовленный рубеж на левом берегу Волги и отразила все попытки противника форсировать реку на этом участке. 21-я танковая бригада, 2-й моторизованный и 20-й запасный стрелковый полки продолжали вести тяжёлые бои на рубеже Городня, Красная Горка, не допуская прорыва противника к мостам через Волжское (Иваньковское) водохранилище. Южнее водохранилища, у переправы через реку Ламу, дралась 107-я мотострелковая дивизия полковника Чанчибадзе
[44] с приданными частями усиления. К вечеру противник увеличил напор, бросил в бой до 60 танков и штурмовых орудий, потеснил полки Чанчибадзе и форсировал Ламу, овладев опорными пунктами Дорино и Гришкино. Мосты через переправы во время отхода были взорваны. Но это не остановило немецкого наступления, а лишь задержало его.
