«Следует заметить, — пишет маршал Конев, — что на обоих фронтах первый мощный огневой удар был нанесён по главным средствам атаки. Однако сорвать наступление противника не удалось, хотя взаимодействие между основными силами и средствами первого эшелона врага было нарушено, а сила первоначального его удара значительно ослаблена.
С выходом противника к переднему краю главной полосы обороны 6-й гвардейской армии положение вражеских войск было определено более точно, и это потребовало повторной контрподготовки.
Конечно, эффект контрподготовки мог бы быть выше, если бы более точно были определены места сосредоточения пехоты и танков врага в исходном положении в ночь на 5 июля и если бы она была начата в тот момент, когда противник вышел из укрытий после ночного отдыха перед боем».
В эффективности контрартподготовки на своём участке фронта после войны сомневался бывший командующий 6-й гвардейской армией генерал Чистяков: «Когда отгремели орудия, у меня, да и у офицеров штаба возникло сомнение: принесёт ли эта контрподготовка ожидаемый эффект? Правда, вслух этого не говорили, но каждый так думал… И вторая думка: а не ударили ли мы по пустому месту? Они же могли увести войска… Уже 5 часов 50 минут, а противник не наступает. Волнуемся. Звонит ВЧ. Слышу знакомый спокойный голос командующего:
— Иван Михайлович, почему противник не наступает на вашем участке? Скоро шесть, а, по данным нашей разведки, он должен в пять… Не высыпали ли мы по пустому месту несколько вагонов боеприпасов?»
Маршал Жуков в «Воспоминаниях и размышлениях» об этом эпизоде Курской битвы написал более конкретно: «Конечно, артиллерийская контрподготовка нанесла врагу большие потери и дезорганизовала управление наступлением войск, но мы всё же ждали от неё больших результатов. Наблюдая ход сражения и опрашивая пленных, я пришёл к выводу, что как Центральный, так и Воронежский фронты начали её слишком рано: немецкие солдаты ещё спали в окопах, блиндажах, оврагах, а танковые части были укрыты в выжидательных районах».
Севернее оборону Центрального фронта атаковали пехотные дивизии 9-й полевой армии генерала Моделя. Наступление немецкой пехоты поддерживали танковые подразделения.
Здесь, на юге, на оборону Воронежского фронта ринулись танковые дивизии генералов Гота (4-я танковая армия) Кемпфа (оперативная группа «Кемпф»). В первые же часы атаки в полной мере проявила себя «школа Манштейна». Фельдмаршал фон Манштейн руководил наступлением на южном участке дуги. В отличие от Моделя, сделавшего ставку на пехотную атаку при поддержке танков, фон Манштейн пустил вперёд танковые клинья. «Это была его интерпретация боевого приказа Главного командования сухопутных сил Германии, — писал Пауль Карель, — посредством подавляющего превосходства во всех наступательных средствах на местах вклиниваться в оборону противника до соединения двух атакующих армий, затем ловушку захлопнуть. Более 1000 танков и 300 штурмовых орудий двинулись на русские оборонительные рубежи, чтобы осуществить прорыв, не задерживаясь, выйти на оперативный простор и соединиться с 9-й армией Моделя».
Основной удар пришёлся на оборону 6-й гвардейской армии генерала Чистякова и 7-й гвардейской армии генерала Шумилова. Оборону 6-й сокрушали танковые дивизии Гота, основную ударную мощь которых составлял II танковый корпус СС — дивизии «Адольф Гитлер», «Дас Рейх» и «Мёртвая голова». Левее вдоль шоссе на Обоянь, на северо-восток продвигался XLVIII танковый корпус и дивизия «Великая Германия». В дивизии «Великая Германия» было столько танков, что её можно было вполне именовать танковой. В том же направлении на Обоянь, прикрывая левый фланг танковых колонн, наступал LII корпус 4-й танковой армии Гота. Два корпуса оперативной группы «Кемпф» атаковали на восток вдоль шоссе Белгород—Короча, отжимая 7-ю гвардейскую армию и тем самым прикрывая танковый клин дивизий СС.
В своих мемуарах Конев как-то неясно говорит о том, где он находился в момент начала Курского сражения и в первые дни. Ясно только, что на своём командном пункте, то есть в штабе Степного фронта, его не было. Душа солдата не вытерпела тыла, и он выехал вперёд, на КП генерала Ватутина. В случае обострения ситуации и прорыва немцев именно отсюда ему лучше было управлять своими войсками. «В период оборонительного сражения командование и штаб Степного фронта внимательно изучали те направления, откуда в большей степени грозила опасность прорыва немецко-фашистских войск. Я побывал на правом крыле Воронежского фронта в районе Курска и в самом городе».
В первый день до наступления ночи немцы смогли преодолеть первую полосу обороны 71-й, 67-й, 52-й гвардейских стрелковых дивизий, продвинулись до восьми километров в глубину русской обороны, но вскоре наткнулись на 3-й механизированный корпус генерала Кривошеина, стоявший гвардейцам в затылок в качестве второго эшелона.
Донесения одно за другим поступали на командный пункт Воронежского фронта. Конев читал их вместе с Ватутиным, членом Военного совета Воронежского фронта Н.С. Хрущёвым и представителем Ставки маршалом Василевским. Когда наступила первая ночь и сражение немного утихло, остановившись на рубежах, достигнутых немцами в вечерние часы, генералы вздохнули с облегчением. Стало ясно, что противник начал вязнуть в обороне первого эшелона. С левого фланга, где наступали XI армейский и III танковый корпус оперативный группы «Кемпф», от генерала Шумилова (7-я гвардейская армия) пришло донесение, что противник смог переправиться через Северский Донец и создал несколько плацдармов, что он остановлен и спешно проводит перегруппировку сил для нового удара.
Конев с особым вниманием принял это сообщение. Направление удара оперативной группы «Кемпф», характер наступления, когда впереди шли танковые подразделения, а за ними в прорыв втягивалась основная часть войск, свидетельствовали о том, что противник экономит силы. Для чего? Вскоре стало понятно, что группа «Кемпф» должна обеспечить прикрытие всей операции на юге с восточного фланга. Если дать ей продвинуться вдоль Северского Донца через Корочу, немцы отрежут левое крыло Степного фронта от Воронежского и блокируют возможность участия первого в сражении.
Позже, когда стали подводить итоги битвы, и ещё позже, когда поля сражений распахали под озимые и яровые, а генералы и маршалы засели за мемуары, просочились сведения, которые объясняют некоторые неудачи и просчёты советской обороны. К примеру, командующий 6-й гвардейской армией генерал Чистяков, любивший хорошо покушать, в момент немецкой атаки решил позавтракать. В это время к нему на командный пункт прибыли командующий 1-й танковой армией генерал Катуков и член Военного совета Попель. Катуков с Попелем приехали, конечно же, не на яичницу с ветчиной, а чтобы в момент начала немецкого наступления быть поближе к передовой. Но хозяин передового КП, демонстрируя своё гостеприимство, а также спокойствие перед битвой, настаивал на завтраке под яблонями. Этакая шляпа с черешнями перед возможной пулей в лоб… Попель вспоминал: «На столе была холодная говядина, яичница, графин с холодной, судя по запотевшему стеклу, водкой и, наконец, тонко нарезанный белый хлеб — командарм не изменял своему обыкновению».
И тут немецкая артиллерия начала пристрелку. Над яблонями, под которыми был накрыт стол, расплылось «пристрелочное облако шрапнели». Прибежал помощник начальника штаба и доложил, «торопливо и неуверенно», что немцы прорвали фронт и приближаются к командному пункту.
