Книга Лидия Русланова. Душа-певица, страница 97. Автор книги Сергей Михеенков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Лидия Русланова. Душа-певица»

Cтраница 97

Взяла последнюю ноту, гром аплодисментов, птицей вылетаю за кулисы, а там немая сцена из „Ревизора“: все стоят и смотрят на меня. Русланова бледная как полотно.

Что? Что случилось, почему они не рады моему успеху?!! Русланова обняла меня:

— Ты, конечно, не понимаешь, что с тобой произошло, ты спела в правильной тональности, но на кварту выше. Изумлённый квартет подладился под тебя, а мы замерли, ожидая, что с тобой будет на высокой ноте. Такую ноту может взять только Гали Курчи! Как иногда хорошо ничего не знать и довериться Богу! — И она сочно высказалась».

«Сочно высказаться» Русланова могла по любому другому поводу. Не щадила ни друзей, ни подруг, среди которых, в частности, была и Марина Алексеевна Ладынина, самая заслуженная «свинарка» Советского Союза. Однажды, сидя у Руслановой за чаем, Марина Алексеевна начала жаловаться: мол, Пырьев, её муж, «загубил её творческий потенциал», ведь она могла бы стать «одной из ведущих драматических актрис», а Иван Александрович «не дал этому осуществиться»…

Русланова отставила чашку с чаем, внимательно посмотрела на подругу и говорит:

— Ты что это, Маша, с ума сошла, что ли? Ты Ваньке обязана всем. Это он повесил тебе на грудь пять Сталинских премий. Кто бы ты была без него? Ты должна в ноги ему кланяться. А ты что несёшь?

— Вот как? Я не знала, что вы так обо мне думаете, — поджала губы Ладынина, сразу перейдя на «вы».

— Так знай теперь…

— Тогда, видимо, я больше и приходить к вам не стану.

— Ну, это дело твоё. Не хочешь — не приходи. Ишь, обиделась она…

И какое-то время Ладынина к Руслановой не приезжала. Потом они заскучали друг без дружки, созвонились и помирились. Но Русланова от своих слов не отступилась. Пырьева она любила и уважала.

Артист Малого театра Фёдор Мишин как-то вспомнил рассказ Руслановой: когда вели этапом из Москвы, один «офицеришка» замахнулся на неё, так она перехватила его руку и вывернула так, что он вынужден был попросить отпустить. Физически она была очень сильна. Особенно в ярости. Ей это сошло. Не мстили. Вообще в тюрьме и в лагере никто из охраны и лагерного начальства пальцем до неё не посмел дотронуться.

Писатель-сатирик Матвей Грин, тоже испивший лагерную чашу, да ещё дважды, оставил воспоминания об одном случайном разговоре с Руслановой:

«…как-то на семейном празднике у конферансье Бориса Брунова мы, уединившись, разговорились об этих проклятых днях нашей жизни. Она спросила меня, знаю ли я такие стихи: „Когда заболею, к врачам обращаться не стану…“ Я сказал, что не только знаю, но с их автором — замечательным русским поэтом Ярославом Смеляковым — тянул свой первый срок на Печоре. Я рассказал ей, что тогда в лагерях ещё существовали многотиражки. В одной из них, „Новый судострой“, работали я, Смеляков, Николай Асанов, знаменитый украинский сатирик Остап Вишня…

Поговорили мы и о втором моём аресте, о нашем „театре за колючей проволокой“. Она знала певца из Большого — Дмитрия Головина, знала знаменитого джазиста Александра Варламова, — они были со мной, в том театре, в Ивдельлаге.

И тут она впервые рассказала мне о своей „посадке“. Вспомнила бесконечные ночные допросы во внутренней тюрьме, как молодой лейтенант — следователь, „сосунок“, как выразилась она, добивался от неё: какие шпионские задания она получила от американской разведки после памятной встречи на Эльбе. Следователь то говорил, что её завербовало ФБР, то — ЦРУ. Похоже, он не очень разбирался в этих тонкостях. Да и ни к чему ему было: арестованная — здесь, муж её — тоже здесь, отсюда они никогда не выйдут, так чего мудрить?!

Однажды, измученная многочасовым допросом, Русланова вдруг сказала:

— Пиши! Расскажу, какое задание у меня было!

Следователь засиял, наконец-то будет признание — „царица доказательств“! Всё-таки расколол он эту упорную бабу!..

— Ну, какое же задание? — нетерпеливо спросил он.

— Пиши! Задание было такое: петь людям русские песни и отвлекать от строительства социализма! Пиши! Пиши!

Ну, что там было дальше — представить себе нетрудно. Орал следователь; зная Русланову, полагаю, что не молчала и она!

Лидия Андреевна, что-то вспомнив, сказала:

— Уволок меня конвой — в камеру. Трое волокли, сама идти не могла! Вот такое злодейство! За что? Почему? Кому это нужно было?»

В другой раз, пребывая уже в другом настроении, она говорила Матвею Грину:

— Ты, наверное, думаешь, что русские песни бывают только протяжные — грустные да весёлые скороговорчатые? Ни черта ты не знаешь! Вот я буду сейчас называть, какие бывают песни, а ты запоминай! Значит, так: памятные, богатырские, молодецкие, разбойничьи, былины, старины, новины, плачи, заплачки, подблюдные, думы, протяжные, заунывные, весёлые, игровые, круговые, хороводные, плясовые, балагурные, бурлацкие, скоморошьи, обрядовые, свадебные, гулевые, бабьи, посиделковые… ну как, запомнил? Это ж какое богатство! А?

Галина Серебрякова, с которой Русланова коротала свои дни во Владимирской тюрьме, оставила наброски и записи, которые, по всей вероятности, могли бы стать со временем книгой о великой певице, да не судьба. Еженедельник «Литературная Россия» в 1985 году (№ 51) опубликовал фрагменты незавершённой рукописи:

«…В бездонной памяти отыскиваю штрихи чувств и событий, связанных с людьми, встреченными на жизненных перевалах. Не море, ручьи, горы, леса, а люди определили строй моих мыслей и маршрут по планете. Люди умирают и уносят частицы нас с собой. Навсегда замер голос Лидии Руслановой, а во мне он звучит с неослабной силой.

И колокольчик, дар Валдая,
Гремит уныло под дугой…

Талант её не замолкал, как водопад, отражая силу и душу не её одной, а народа, гениальным сгустком которого она вошла в жизнь.

Я услышала этот голос, сочный, разнозвучный, в конце 20-х годов…

Спустя более двух десятилетий судьба свела нас тесно-тесно на несколько лет.

Восьмого марта 1972 года в последний раз провели мы с Лидией Руслановой и другими целый день в Переделкине на моей даче. Несмотря на немощь, на убивавший её недуг, она была всё ещё человечески очень хороша. Самородок всегда необычен и юн. Из-под опущенных монгольских век смотрели на нас мудро и живо скифские глаза Руслановой, широкая улыбка не исчезала с бледного лица… Лидия Андреевна передвигалась уже с трудом, но была всё ещё величава в тёмно-лиловом платье…

Глубоко и требовательно знала Русланова искусство и особенно русскую школу живописи. До последнего вздоха высокие страсти бушевали в талантливой женщине, которую все пятьдесят с лишним лет её сценической деятельности никто не заменил. Каждое её выступление подчёркивало великий талант, темперамент, драматический дар.

А в душе Руслановой боролись Васса Железнова, разудалый бурлак и тончайший поэт, и психолог, и всегда неудовлетворённая, ищущая совершенства замечательная актриса, владевшая ярчайшим и прекрасным голосом.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация