Больше роты не дадут, дальше фронта не пошлют…
От автора
Эта книга о лейтенантах Великой Отечественной войны, командирах стрелковых взводов. Их называли Ванька-взводный. О них говорили: «Больше роты не дадут, дальше фронта не пошлют…» Непросто писалась эта книга. Долгие годы «вылеживались» записи воспоминаний бывших взводных командиров. Многие десятилетия их окопная правда была не ко времени и не ко двору. Герои этой книги хлебнули окопного смрада, как говорят, по полной. Но они выжили. И рассказали о пережитом. Исключение составляет только младший лейтенант Олег Овсянников, чей дневник публикуется в главе «1943 год». Именно в 1943 году автор записей погиб под Жиздрой, ныне районным центром Калужской области.
Александр Васильевич Ткаченко прошел боевой путь от Кривого Рога до Вены. Несколько лет потом служил в Австрии. Затем полк отбыл на восток, в Казахстан. Служил во многих гарнизонах пехотным командиром. Сейчас живет в Тарусе.
С Константином Игнатьевичем Драгуном я познакомился в городе Вилейке Минской области Беларуси во время одной из творческих поездок в партизанские края. Константин Игнатьевич после войны так и остался в Белоруссии. Сейчас работает в Совете ветеранов. Часто встречается с молодежью.
Иван Алексеевич Таланов тоже после войны вернулся в те места, которые прополз на пузе в сорок втором в должности командира пехотного взвода. Долгие годы руководил одним из лучших совхозов Кировского района Калужской области. Был избран депутатом Верховного Совета СССР. Награжден орденом Трудового Красного Знамени.
Николай Петрович Назымок, уроженец Черниговской области, после войны переселился в Калугу, на родину своей жены. Работал на одном из оборонных заводов. Организовал в Калуге Клуб кавалеров ордена Александра Невского.
Некоторых из героев книги уже нет в живых. Но правда их жива, и она встает со страниц этой книги. Павел Федорович Боровиков, Иван Степанович Крутицын, которому довелось схватиться с врагом в первое же военное утро 1941 года…
Окопные офицеры. Они и внешне порой не отличались от солдат, своих подчиненных. Во-первых, от передовой линии траншей до вещевого склада, как правило, далековато. Во-вторых, солдатские сапоги и гимнастерка х/б, особенно летом, в окопе действительно удобнее. В-третьих, так было безопаснее. Немецкий снайпер чаще всего охотился именно за взводными командирами.
Они первыми поднимались в атаку во время наступления, последними покидали траншею во время отступления. На них начальство списывало все свои просчеты и результаты бездарно проведенных операций. На них высшие начальники срывали свою дурость. Они, в свою очередь, исправляли, как могли, ошибки генералов и их штабов.
Они, лейтенанты, зачастую оказывались самыми молодыми солдатами в списке взводов и рот. Их не баловали наградами. И если что не могли сделать бойцы, вперед ползли взводные лейтенанты. И эта книга и по теме своей, и по сути – лейтенантская. Она – о них. И им посвящена.
А я старался быть лишь добросовестным писарем при моих героях, взводных командирах.
Глава 1
1941
– Хорошо запомнил то утро. 22 июня. Уже рассвело. Но в низинах и лощинах еще стояла сероватая хмарь, смешанная с туманом. От реки тянуло бодрящей свежестью. Буг совсем рядом. За Бугом – немцы. Между нами – только пограничная застава. Мне довелось прожить долгую жизнь, и много рассветов встречал, но тот врезался в память наиболее отчетливо. Как горячий осколок, который не смог удалить даже такой талантливый и всемогущий лекарь, как время. Мой взвод заступил на дежурство по полку. Я – начальником караула. Ротный, капитан Санников, – дежурным по части. Ночью он зашел ко мне в караульное помещение. Но визит был каким-то странным. Ничего не проверял, не взглянул даже на состояние караулки и пирамиды с оружием. Посидел со мной и спросил, куда я поеду в отпуск. Отпуска нам задержали. Почему, об этом особо не распространялись. Но все мы, командный состав, знали, что на границе неспокойно. Ночами за Бугом ревели моторы.
– Домой, – говорю, – к родителям, на Оку.
– А я, – говорит, – вчера семью отправил. Поехали. Слава богу. – И вздохнул с облегчением.
Смотрю, а он даже вспотел, когда сказал, что семью домой отправил. Жену и дочь. Родители его жили в Горьковской области, в небольшом районном городке. Я стал догадываться, что ротный знает что-то такое, чего не знаю я. Спрашивать его ни о чем не стал. Не принято было старшего по званию за язык тянуть. Думаю, что положено, скажет сам. Ничего не сказал. Только спросил, не звонили ли с погранзаставы.
– Нет, – говорю.
– Когда молоковоз приедет, задержи его и пришли за мной посыльного.
По утрам, примерно между пятью и шестью часами, по дороге от заставы в наш городок проезжал молоковоз, поляк. Возил молоко с фермы в часть. Часовые хорошо видели в бинокль его пароконную повозку с белыми бидонами, прикрытыми сверху брезентом, и всегда докладывали: со стороны, мол, погранзаставы замечена подвода, движется в направлении военного городка. Мы уже знали, что едет пан Кисель. Так звали молоковоза. То ли фамилия такая, то ли прозвище. Но когда его окликали: «Пан Кисель!» – он приветливо откликался, снимал свою поношенную засаленную шляпу с обвислыми, как лопухи, полями и подобострастно кланялся.
Пан Кисель в то утро не появился. Вернее, мы его так и не дождались.
Я повел сам утреннюю смену. Самая трудная и самая муторная для часовых и разводящих смена. На душе было как-то неспокойно. Пускай, думаю, разводящие поспят. Разбудил старшего сержанта Климченко, своего помощника, и пошел. Смена небольшая – всего три поста. Склад ГСМ, склад вещевой и продовольственный и штаб полка. Правда, посты усиленные, по два человека: часовой и подчасок. Так что со мной шли шесть человек. Бойцы все надежные. Кто по году отслужил, кто уже больше. Молодых в этот раз я в караульную ведомость приказал не вписывать. Молодые, недавно принявшие присягу, пошли в наряд по кухне и на заготовку дров. Как почувствовал.
Вообще, должен сказать, что в воздухе уже витало, что схватки с германцами, как тогда говорили, нам не миновать. Все было напряжено до крайности. Даже пан Кисель стал какой-то другой. Более молчаливый и осторожный. Словно боялся лишнее слово проронить. У пана Киселя, мы это знали, была большая семья. Шестеро или семеро детей. Работал на ферме молоковозом. И это, видимо, кормило его большую семью. Должностью своей дорожил. Ему было разрешено движение мимо постов. Но – по четко определенному маршруту и в определенный промежуток времени. И пан Кисель не нарушал графика движения. Бойцы его любили. У него всегда было небольшое ведерко, прикрытое плотной материей, которое он передавал часовому, – молоко для караульных. Помощник начальника караула старший сержант Климченко приносил большую солдатскую кружку свежего молока и мне.
