Я просыпался всегда рано. Каким бы тяжелым ни был предыдущий день, а утром вставал чуть свет. С самого первого дня на фронте выработал в себе такую привычку – вставать неурочно, потому как мало ли что… После победы отосплюсь. Вот и в тот раз встал в три часа. В окнах еще темно. Но – хватит. Поспал. В четыре поднял взвод. Первыми, как всегда, вскочили сержанты, а за ними и все остальные.
С печи слезла старуха. Сказала:
– Сейчас я вас, сыночки, оладьями накормлю.
Стала торопливо, чтобы успеть до нашего выхода, разводить в печи огонь. Тесто, видать, накануне поставила. Вот этот ранний огонек немцы, видать, и заметили. Не прошло и минуты – на улице загрохотало. Первый снаряд разорвался прямо возле хаты. Взрывом подняло соломенную крышу, и она сразу запылала. Я подал команду, чтобы хватали оружие, шинели и – на огороды.
– Не выбегать на улицу!
Взвод в считаные секунды выполнил приказ. И в этом бою мы не потеряли ни одного человека.
А немецкие танки уже атаковали. Они шли по улице Новой Ивановки и вели огонь из орудий и пулеметов. Простреливали каждый двор, каждый сарай и дровник. Снарядов и патронов не жалели. В какой-то момент загрохотало еще сильнее. Вдоль улицы и наискось пошли огненные трассы. Это начали бить наши ПТО. При попадании бронебойной болванки в броню танка происходила вспышка, похожая на вспышку электросварки. Танки остановились, усилили огонь из своих орудий. Это были средние Т-IV. Еще год назад, к началу битвы под Курском и Орлом, немцы основательно модернизировали эту машину, усилили защиту, лобовую броню, улучшили орудие. Теперь танк имел длинную 75-мм пушку с набалдашником как у «Тигра». Какое-то время танкисты вели дуэль с нашими орудийными расчетами. Но вскоре не выдержали, вспятили свои машины и начали отходить в дальний конец деревни, откуда пришли. Но автоматчики то ли замешкались, то ли вовсе не хотели уходить из деревни. Засели в крайних домах и держали нас на мушке.
Мы заняли круговую оборону и ждали приказа на дальнейшие действия. Еще неясно было, что же происходит в самой деревне. Куда ушли немецкие танки? Наши артиллеристы стреляли хоть и хорошо, но не подожгли ни одного Т-IV. Может, и подбили, но немцы не оставили в деревне ни одной своей машины. Потом мне не раз доводилось видеть, как ловко их танкисты уволакивали с поля боя подбитые танки. Наши делали то же самое. Подбитый танк можно быстро отремонтировать. Иногда он успевал повторно вступить в бой. А если его бросить, то его добивали, зажигали, и он выбывал из строя надолго, если не навсегда.
Немного погодя я пошел посмотреть, не обошли ли нас вдоль берега реки Ингулец? Оттуда противник нам мог ударить во фланг или в тыл. Тогда дело плохо. И вот когда я перебегал улицу, из окон крайних домов ударили сразу несколько автоматных очередей. Воздух вокруг меня задвигался, и я почувствовал удар в плечо. Опасности я не почувствовал. Страха тоже. Просто понял, что сплоховал. Плечо как будто обожгло. Заскочил за угол ближайшей постройки, потрогал плечо, нащупал дыры в шинели. Поднял руку, сжал пальцы в кулак. Рука слушалась, но стала словно тяжелеть. Дорогу я все же перебежал. И решил доделать дело до конца. Дворами пробрался к реке. Немцев там не было. Танковые моторы урчали где-то ниже, за деревней.
Обратно шел вдоль забора, выложенного из дикого камня. Рука начала неметь. Я пошел быстрее. Встретил командира роты. Тот спросил:
– Где взвод?
Я ответил, что взвод там, на правой стороне деревни, залег в огородах. Доложил, что производил разведку и что во время перехода через дорогу ранен. Ротный как-то недоверчиво посмотрел на меня и отпустил. Сказал, чтобы шел в санчасть.
Взвод мой уже окопался на огородах. Я позвал помкомвзвода, сержанта, сказал, что он остается за взводного.
– Что, товарищ лейтенант, задело? – спросил он, глядя на мое плечо.
– Задело. Вроде пустяк. Но надо вытащить пулю. Может, еще вернусь.
Ранение оказалось действительно пустячным: пуля вошла в лопатку, в мякоть, неглубоко, на излете. Хирург ее тут же нащупал пинцетом, подцепил и с первой же попытки вытащил. Но потом началось какое-то осложнение. Рана начала гноиться. Словом, пролежал я в госпитале две недели, и полк свой пришлось догонять. Наши вперед уже не просто продвигались, а ломились.
Комбат наш тоже только что вернулся из госпиталя. Назад, во второй батальон его не направили. Там был уже новый комбат. Ему дали приказ формировать новый батальон. Дело в том, что полк наш усиливали, вводили в штат еще один, четвертый батальон. И комбат подбирал офицеров на вакантные должности. А самая ходовая офицерская должность на передовой, которая почти всегда вакантна, должность взводного командира. Почти в каждой роте, если рота больше недели в боях, будь она хоть двухвзводной, всегда найдется вакансия для командира взвода. И вот капитан Лудильщиков предложил мне перейти в новый батальон. Назад, в роту, мне возвращаться не хотелось. Из-за постоянных стычек с ротным. Я понял, что ни до чего хорошего они не доведут. Постоянные придирки, крохоборство в пользу первого взвода. Так что я с желанием принял предложение комбата Лудильщикова.
Роты сформировали по 40 человек, некомплектные. С расчетом, что пополнение из госпиталей и маршевое будет поступать к нам, в четвертый батальон. Я был назначен на должность командира автоматного взвода одной из рот. Взводу выдали старые, хорошенько побывавшие в употреблении ППШ и такие же пулеметы Дегтярева. Зато патронов – бери, сколько сможешь унести.
Через два-три дня выступили. Перебрасывали нас к Днестру. Полк уже стоял там. Шли ночами. Впереди нас быстро продвигалась конно-механизированная группа генерала Плиева.
Наш батальон получил номер, теперь он числился в полку первым. Командовал им, как я уже сказал, капитан Лудильщиков.
Левый берег Днестра был уже очищен от противника. К нему мы подошли ранним утром. На правом слышались разрывы мин и снарядов – там шел бой. Наши на том берегу захватили небольшой плацдарм и пытались его расширить, укрепиться на выгодных позициях, чтобы потом воспользоваться ими для развития дальнейшего наступления уже силами всего полка или, может даже, дивизии. Вот для чего, в сущности, и захватывались плацдармы. Каждый полк стремился захватить такой плацдарм. Особенно если рядом имелась переправа или ее можно было быстро навести. Но не все плацдармы удерживались. Не все и годились для переправы крупных сил. Но драка везде шла упорная. Мы стремились всеми силами захватить, расширить и удержать. Немцы стремились всеми силами сбить нас в реку. Так было на Днепре, куда я не попал. Так было на Днестре и на всех крупных реках, где немцы успевали закрепиться.
Подошли и остановились на отдых. Было уже за полдень, когда первая стрелковая рота на надувных лодках и пароме переправилась через Днестр. Наша рота была малочисленной, вместе с офицерами всего 45 человек – два взвода. Фактически – один усиленный взвод.
Пойма в устьях реки Турунчук, в том месте, где она впадает в Днестр, еще не затоплена паводком. Там, в междуречье, стояли наши артиллерийские батареи. Оттуда, с закрытых позиций, они вели огонь, поддерживали пехоту на плацдарме. Орудия были хорошо замаскированы, так что немецкая разведка так и не смогла определить, откуда ведется огонь.
