– Зачем? – спросил я.
– Во второй роте все офицеры ранены. Я рекомендовал тебя, – ответил старший лейтенант Макаров.
Комбат сперва расспросил о взводе. Я доложил: 18 солдат автоматчиков, в том числе два сержанта, все в строю, 4 исправных пулемета, 19 автоматов.
– Ранен только один автоматчик. Ранение получил во время атаки направлением на ветряки. Раненый отправлен за Днестр.
Доложил и о немецком снайпере.
– Кто отдавал приказ на атаку на ветряки? – спросил комбат.
Что я ему мог сказать? Подставлять старшего лейтенанта Макарова мне не хотелось. Но и говорить неправду я не мог. Рассказал все, что произошло.
Комбат слушал молча. Выслушав, только выругался. Об атаке ничего не сказал.
– Ладно. Хорошо, что не потерял никого. Зипе твоему задницу залатают, и завтра он к тебе назад приплывет. А сегодня пока принимай роту. С наличием огневых средств разберешься на месте. Возможно, там у них в роте пулеметов меньше, чем у тебя во взводе. Небось еще и трофейные припрятал?
Я молча пожал плечами.
– Ну и правильно, если трофеи в дело вводишь. Но в донесения пулеметы все же включай. Задача второй роты простая: не допустить прорыва немцев через свои позиции. Иди. В роте уже вторые сутки нет офицеров. Так что там и с дисциплиной… Если разболтались, подкрути.
Вначале я со связным отправился в свой взвод, назначил за себя на время отсутствия одного из сержантов. Потом начал пробираться к окопам первого взвода второй роты. Их фланг примыкал к нашему. Взводом командовал сержант. Он тут же доложил: во взводе 21 человек, вооружены винтовками, патронов в достатке. Взводный, сказал он, ранен вчера на рассвете и отправлен на паром. Кроме младшего лейтенанта, вчера ранены еще трое бойцов, двое убиты.
– Так что в строю осталось шестнадцать человек, – подытожил сержант. – Вооружение: два ручных пулемета, два автомата, двенадцать винтовок. Гранат тоже в достатке.
Я осмотрел их позиции и тут же приказал сержанту, чтобы взвод отрыл новые окопы.
– Даю вам полтора часа с момента, когда наступит темнота. Оружие держать при себе. Ячейки отрывать конусные, а не такие могилы, какие вы тут себе накопали. В стенках – никаких нор и ниш. При артобстреле завалит, похоронит заживо. Действуйте.
В двух ближних окопах солдаты заворчали. Они слышали наш разговор. Не хотелось им покидать свои просторные обжитые окопы.
И тогда я сказал громко, чтобы слышали не только они:
– Я плохого вам не желаю. Это – приказ. Выполняйте. В полночь проверю.
С наступлением темноты на позициях первого взвода застучали саперные лопаты. К середине ночи новые окопы были отрыты. Взвод затих. Сердце мое успокоилось.
Со связным я отправился во второй взвод. Там были отрыты нормальные окопы, а не могилы, как в первом. Здесь тоже командовал сержант. Командир взвода, лейтенант, был ранен осколком мины в первом же бою. Здесь по списку числилось 22 человека. Потери составили семь человек: пятеро ранены, двое убиты. В строю, таким образом, осталось 14 человек. Один ручной пулемет, три автомата и десять винтовок.
– В двадцати метрах позади взвода, – доложил сержант, – находится позиция расчета пулемета «Максим». Сейчас они не видны.
Стемнело. Окопа пулеметчиков я не увидел. Мы тут же поползли к ним. Позиция у расчета «Максима» оказалась хорошей. Они полностью контролировали подходы к опушке леса. Что и требовалось. Окоп отрыт правильно. «Максим», укрытый плащ-палаткой, стоял на дне окопа. Порядок, царивший здесь, сразу напомнил мне сержанта Кизелько, который не раз выручал наш взвод. Первый и второй номера сидели тут же, набивали пустые ленты патронами. Запас лент они приготовили хороший.
– Запасная позиция есть? – спросил я первого номера.
– Есть. Вон там, в кустарнике. – И первый номер указал на заросли ивовых кустов метрах в сорока от нас.
«Максим» стоял на стыке второй и третьей стрелковых рот. Позиция ответственная. Судя по состоянию пулемета, вычищенного и смазанного, аккуратно сложенных лент и правильно отрытого окопа, ответственным был и расчет.
Утром я отправил комбату донесение о численности роты, наличии оружия и боеспособности личного состава.
Немцы молчали. Только несколько артиллерийских снарядов прилетело с той стороны и упало на позициях второй стрелковой роты. Никто не пострадал. Но я понял, что линия окопов второй роты ими хорошо пристреляна и что на ветряки наверняка опять залезли наблюдатели.
Я приказал личному составу роты почистить оружие, особенно пулеметы. Чистое, смазанное оружие никогда не подведет солдата, а солдат с таким оружием никогда не подведет свое подразделение. Обходя роту, я заметил, что у некоторых солдат на винтовках уже появился налет ржавчины. Такого в своем автоматном взводе я никогда не допускал. Так что без офицера солдатская винтовка ржавеет быстро.
Вечером немцы неожиданно открыли огонь по позициям второй и третьей рот. Вскоре так же неожиданно огонь с той стороны прекратился. Взводные сержанты доложили: потерь нет. Когда солдат в окопе, который правильно отрыт и тщательно замаскирован, его так просто не возьмешь.
Я сидел в окопе рядом с пулеметчиком и думал о своем взводе. Как они там?
Ночью старшина принес горячую пищу, солдаты, выделенные ему в помощь, притащили от парома ящики с патронами и гранатами.
Я ел кашу с хлебом и разговаривал со старшиной. Спросил его, почему первый взвод вооружен винтовками, а не автоматами.
– На формировке говорили, что первые взвода все будут автоматными, – сказал я старшине. – А у нас – винтовки. С автоматами только сержанты.
– Так автоматов на складе не оказалось, – ответил старшина. – Раздали что было. Винтовки, между прочим, хорошие. Правда, собранные на поле боя, но отремонтированные и пристрелянные.
Задавать подобные вопросы надо было конечно же не старшине. Но старшина многое знал и отвечал откровенно.
Ночь прошла спокойно. А вот весь следующий день немцы долбили оборону второй стрелковой роты из орудий и минометов. Они хотели расколоть оборону батальона на две части и затем уничтожить нас по отдельности. Так они планировали ликвидировать плацдарм. А расколоть батальон – это означало смять вторую роту. Она находилась в центре. Особенно сильным был обстрел вечером 22 апреля. В этот раз немцы пытались атаковать. Но их атаки тут же пресекали наши пулеметчики. Солдаты прицельно стреляли из винтовок. Но был момент, когда цепи приблизились на угрожающее расстояние. И тогда в дело вступили минометчики.
На ночь пулеметчики пристреливали свои пулеметы «под колышек». Что это такое? У пулемета Дегтярева снизу в прикладе есть небольшая округлая бородка. Так вот днем пулеметчики заранее пристреливают цели и ориентиры, тут же вбивают под высоту приклада колышки. Таким образом прицел контролирует нужный сектор. Ночью, к примеру, зашевелились возле какого-нибудь дома, где у них установлен пулемет, сразу перевел приклад на нужный колышек, оперся на него бородкой и дал очередь. Таким образом пулеметчики время от времени вели ночной огонь, стреляя вовсе не вслепую, как могло показаться неопытному человеку, а по конкретным целям. Так и контролировали весь фронт перед собой. Пристреливали и полосу заграждений, и нейтральную полосу. Точно так же, «под колышек», пристреливали нашу оборону и немцы. Поэтому, если застучал с той стороны ночной пулемет, лучше тут же спрятать голову в окоп.
