Как с этой точки зрения оценивать адресованное мне послание Л. И. Брежнева, утвержденное на политбюро ЦК КПСС 21 ноября 1981 года? В нем были такие слова:
“Теперь уже абсолютно ясно, что без решительной борьбы с классовым противником спасение социализма в Польше невозможно”…
В этой ситуации последней каплей явилось постановление Общепольской комиссии ”Солидарности” о проведении 17 декабря многотысячных уличных демонстраций протеста в Варшаве и других городах Польши… Руководители “Солидарности” теряли контроль над действиями профсоюза. В разных регионах Польши начинало закипать. В заявлении польского епископата 26 ноября говорилось: “Наша страна стоит перед лицом многих опасностей, нависают над ней черные тучи, несущие угрозу братоубийственной войны”. Другими словами — гражданской войны…
В воззвании 13 декабря я сказал:
— Нельзя, мы не имеем права допустить, чтобы намечаемые демонстрации стали искрой, от которой может заполыхать вся страна.
Во что мог вылиться выход на улицы сотен тысяч людей в условиях политически напряженной, нервной атмосферы того времени? В наших польских генах сохранилась глубоко романтическая и трагическая мифология народных восстаний. Познань — 1956 год, Побережье — 1970 год, а главное — Будапешт —1956 год…
Говорят, это была другая историческая эпоха, “Солидарность” не разбила ни одного окна. Это правда, но часто “Солидарность” не была в состоянии овладеть народной стихией, что подтверждают многочисленные “дикие” забастовки и эксцессы… 17 декабря на улицах городов должны были появиться огромные толпы — “легковоспламеняющийся материал”. Неужели не было понятно, что готовится рискованное, крайне опасно мероприятие?..
Один из руководителей “Солидарности” говорил:
— Если бы даже дошло до советской интервенции, то это, очевидно, было бы злом. Но народы и не такое переживали… Если в случае интервенции все общество, весь народ смогут продемонстрировать солидарность, единство, то в перспективе через несколько десятилетий со стратегической точки зрения все может быть оценено положительно…
Мое, наше понимание было совершенно иным. Судьбой народа, страны нельзя играть в рулетку. Нельзя допустить создания экстремальной ситуации. Даже ценой меньшего зла, непопулярных решений нужно предотвратить наихудшее. Поэтому 12 декабря 1981 года и было принято решение о введении военного положения».
Военное положение — это бронетранспортеры на улицах, повсюду солдаты, телефонную связь отключили, школы и институты закрыли, ввели комендантский час, разослали военных комиссаров на предприятия и запретили ездить по стране без нужды. 12 декабря 1981 года интернировали двадцать три тысячи человек, в столкновениях с полицией погибли девяносто человек.
29 декабря президент Рональд Рейган объявил перечень санкций против Советского Союза: перестает действовать советская закупочная комиссия, прекращаются обслуживание самолетов Аэрофлота в американских аэропортах и переговоры о новом долгосрочном соглашении относительно продажи зерна и морского судоходства, не будут возобновлены соглашения о научном и культурном обмене, в СССР не будут экспортироваться электроника, компьютеры, газовое и нефтяное оборудование.
В середине января 1982 года Хейг и Громыко встретились в Женеве.
— Польша, — предупредил заранее американский госсекретарь, — единственный вопрос повестки дня.
— У нас, — заочно ответил ему советский министр, — нет намерения обсуждать вопросы, связанные с Польшей.
В конце концов Громыко сам заговорил о Польше. Утверждения о концентрации советских войск и советском вмешательстве — ложные. Введение военного положения — мера сугубо конституционная. Соединенные Штаты пытаются скрыть собственное вмешательство в польские дела, например, ведя провокационные радиопередачи, которые он, Громыко, к сожалению, в силу служебной необходимости вынужден иногда слушать. Советскому Союзу нечего извиняться… Министр повторял это вновь и вновь.
Хейг сказал Громыко, что даже не станет вступать с ним в спор. Положение в Польше стало опасным для всего мира и для советско-американских отношений в будущем. Громыко подождал, пока переводчик закончит перевод, после чего сказал госсекретарю, что он абсолютно заблуждается — положение в Польше улучшается…
2 марта 1982 года «Правда» поместила заявление Брежнева:
«Если бы коммунисты отступили перед контрреволюцией, дрогнули перед бешеными атаками врагов социализма, стабильность в Европе, а также во всем мире оказалась бы под угрозой».
В реальности советские руководители были не очень довольны линией Ярузельского, считали, что, совершив первый правильный шаг, надо идти дальше. Им не нравились попытки Ярузельского смягчить режим военного положения.
7 мая 1982 года Брежнев отправил ему новое послание:
«В какой степени оправданы принятые недавно меры — освободить значительные массы интернированных, полностью отменить комендантский час, снять ограничения на выезд и перемещения по стране иностранных журналистов и дипломатов? Ведь за видимыми плюсами здесь таятся непредвиденные минусы, способные свести на нет все, чего Вы уже добились. Тем более если сделанные уступки придется брать назад».
Советским руководителям не нравилось, что Ярузельский отказался посадить Леха Валенсу на скамью подсудимых. Давление на Варшаву не прекращалось.
9 июля 1982 года Ярузельскому передали послание Брежнева:
«Как представляется, условия военного положения были использованы в борьбе с противниками социализма далеко не полностью. Различные послабления позволили им, оправившись от первого шока, возобновить свою подрывную работу и организовать довольно крупные выступления против власти…
Обещание отменить военное положение может расхолодить и другую вашу главную опору — силы МВД, дезориентировать кадры… Самое важное заключается в том, как такая мера, как преждевременная отмена военного положения, могла бы отозваться на решении задач стратегического порядка».
В августе прошли сразу несколько демонстраций, которые разогнали. 31 августа силы безопасности задержали в разных городах в общей сложности четыре тысячи человек. Такого масштаба протестов не было ни в одной из социалистических стран.
Я спрашивал Адама Михника, главного редактора самой популярной в Польше «Газеты выборчей», как он теперь относится к генералу Войцеху Ярузельскому, который во время военного положения отправил его в тюрьму?
— Теперь мы друзья. Иногда ходим вместе с Ярузельским в ресторан. Скандал! Наши радикалы-антикоммунисты злобствуют: «Михник — предатель!» Они не понимают, что если бы Ярузельский не ввел военное положение, порядок в Польше наводил бы командующий войсками Варшавского договора маршал Куликов. И это был бы совсем другой порядок…
Вся эта история привела к тому, чего его организаторы больше всего хотели избежать, — к крушению социализма. Страх перед советским военным вмешательством не прибавил полякам симпатий к нашей стране. Стоит ли удивляться, что как только исчез страх, восточноевропейские страны избавились от своих режимов и повернулись к нам спиной?
