Дальше имелось в виду, что хозяин и гости станут пить вино — по классическому образцу: к рыбе — белое, к мясу — красное. Слуга стал разливать белое вино. Тут Брежнев недовольно сказал:
— Ну зачем же так, пусть нальет еще по рюмке водки.
Суходрев перевел. А слуга уже ушел. Никсон попросил:
— Нажмите кнопку.
Появился слуга, выслушал распоряжение Никсона, налил всем по рюмке и опять хотел уйти. Но тут Брежнев успел вмешаться:
— Чего он уносит, пусть оставит на столе, мы сами разберемся.
Вместо вина за ужином выпили втроем бутылку водки.
— Брежнев — не пьяница, он вообще непьющий человек, — рассказывал в газетном интервью его помощник Виктор Голиков. — В лучшем случае если какое-то событие, праздник, он рюмочку выпьет — и все. Я одному дураку сказал: «Ты знаешь, я выпил за свою жизнь столько, что Брежневу вместе с тобой и такими, как ты, столько не выпить». Я не пьяница, но я жил недалеко от Абрау-Дюрсо, Анапы. Попал в Молдавию — тоже винодельческая страна. А Леонид Ильич вина-то по-настоящему не пил…
С годами Брежнев стал серьезно ограничивать себя в спиртном. По словам Чазова, в периоды неприятностей в семье Леонид Ильич прикладывался к коньяку, но это продолжалось недолго. На приемах и торжественных обедах из бутылки с наклейкой «Столичная» ему наливали простой воды.
В последние годы Брежнев уже нуждался в более сильных средствах, чем алкоголь, дававший лишь кратковременную передышку. Он открыл для себя снотворные препараты, которые позволяли забыться. Брежнев принимал снотворные, считая, что без таблеток он не в состоянии заснуть. Конечно, пожилые люди не спят так же крепко, как молодые, но бессонницы, как считают врачи, у него не было. Леонид Ильич спал достаточно, но внушил себе, что ему нужно спать больше.
Это сейчас появились легкие препараты без серьезных побочных последствий, а тогдашние снотворные действовали на нервную систему и постепенно вызывали дряхление. Окружающие не понимали, что происходит с генеральным секретарем, отчего он пребывает в таком странном состоянии.
— Чем дальше, тем чаще он был в странном состоянии, словно спросонья, — вспоминал Виктор Суходрев. — Потом уже узнал, что он пристрастился к снотворным. Из-за этого произошла атрофия мышечного аппарата, он стал плохо говорить.
В семьдесят четвертом году Леонид Ильич полетел на двадцатилетие целины. Перед сном он вызвал к себе помощника Виктора Голикова. Тот застал у генерального секретаря личного врача — Николая Родионова. Тот выдал Брежневу четыре или пять таблеток снотворного. А Брежнев молящим голосом:
— Коля, дай еще одну.
— Нет, Леонид Ильич, хватит.
Голиков и Родионов вышли вместе. Голиков с раздражением сказал:
— Коля, ну что тебе жалко лишней таблетки, что ли?
— Виктор, ты не знаешь всего — это ведь наркотик.
Дело не только в том, что Брежневу хотелось спать. Ему надо было хотя бы на время отключиться, уйти от проблем, которые он не в состоянии был решить. У него иногда прорывалось раздражение:
— Да что же это такое, ничего невозможно решить!
В семье с горечью замечали, что Леонид Ильич все чаще уходит в себя, погружается в невеселые раздумья, что он отрешен от дел и безразличен к окружающему миру. Он старел на глазах.
«Он на ночь пил по четыре-пять снотворных таблеток, — вспоминал Голиков. — Он стал уже наркоманом… Я заметил, что Леонид Ильич на ногах твердо не стоит, стал глохнуть, речь нечленораздельная. Поразмыслив, решил поговорить с Брежневым один на один и даже направился к нему в кабинет. Но у него была Галя Дорошина.
В последнее время Брежнев только ее терпел, принимал с документами. Все шло через нее. Я ее всегда считал умной, порядочной женщиной. Позвал ее:
— Галя, мне надо с Леонидом Ильичом поговорить. Он же умный человек. Как он не понимает, что губит себя, употребляя свое снотворное. Быстро устает и после обеда обязательно спит.
А Галя Дорошина мне говорит:
— Виктор Андреевич, не делайте этого. Если вы только заговорите с ним на эту тему, он вас возненавидит и от вас избавится».
Чуть ли ни единственным связующим звеном между Брежневым и остальным миром оставалась его референт-стенографистка Галина Дорошина. Она докладывала Леониду Ильичу наиболее важные документы, которые необходимо было довести до его сведения.
А мог ли кто-нибудь в высшем эшелоне власти рискнуть и вмешаться в личные дела генерального секретаря? Когда состояние Брежнева ухудшилось и нужно было как-то повлиять на генерального секретаря, чтобы он соблюдал режим и заботился о своем здоровье, Чазов попросил Андропова. Юрий Владимирович не рискнул сам заговорить об этом с Леонидом Ильичом. Пошел к Суслову. Тот был страшно недоволен, что к нему обращаются с таким вопросом, вяло сказал, что при случае поговорит с Брежневым, но ему явно не хотелось этого делать.
Брежнев нуждался, по существу, в психиатрической помощи. Но кто бы решился предложить генеральному секретарю побеседовать с психотерапевтом?
— Мы все перепробовали, — утверждал Чазов. — Одного кудесника привезли из Монголии. Он занимался иглоукалыванием, применял разные тибетские методы, всякие обкуривания. Ничего не помогало.
В первых числах января 1977 года бригаду, писавшую речи генеральному секретарю, собрали в кремлевском кабинете Брежнева. Черняев записал его слова:
— Проснулся сегодня, зарядку сделал… Думаю, чтой-то такое мне вчера в голову пришло?.. Не сразу вспомнил. А вот что! Неплохая, в самом деле, идея. Двадцатого Картер вступает в должность. Почему бы не сказать что-нибудь ему такое перед этим, вроде как добрую волю проявить. И предлог хороший — Тулу-то ведь недавно наградили, дали городу Героя. Я в Туле ни разу не был, хотя десятки раз проезжал через нее, туляки мне даже ружье чинили. Вот и поеду, поздравлю их, вспомню, как стояли насмерть во время войны, можно сказать — спасли Москву. И заодно скажу Картеру что нужно.
Джимми Картер победил на президентских выборах в США Джеральда Форда.
Брежнев ходил по кабинету, диктовал схему выступления. Вернулся к тулякам:
— Надо упомянуть тех, кто воевал и остался жив. Я вот ведь воевал, а живой.
Прослезился. Прошел к письменному столу, достал платок из ящика:
— У меня настроение произнести это с волей. Я подготовлюсь… Вообще я считаю, что мне надо время от времени выступать перед народом… Это поднимает людей, вызывает энтузиазм.
17 января 1977 года, за три дня до инаугурации нового американского президента Джимми Картера, Брежнев на поезде приехал в Тулу. Леонида Ильича отвезли в Ясную Поляну, на Тульский машиностроительный завод имени Ванникова, потом доставили на городской актив. Он выполнил намеченное. Прикрепил к знамени Тулы золотую звезду, порадовал амбициозного первого секретаря обкома Ивана Харитоновича Юнака, своего человека (после войны Юнак работал председателем Днеропетровского облисполкома).
