Думаю, правы те, кто перестройку и окончание холодной войны называют самым счастливым мгновением в нашей истории, — не считая, конечно, Дня Победы. Но на родине Михаилу Сергеевичу достались в основном проклятия.
Журналисты «Комсомольской правды» спрашивали Раису Максимовну:
— Вам, наверное, приходилось видеть Михаила Сергеевича отчаявшимся?
— Ни разу.
«За годы общения, — свидетельствовал его помощник Георгий Шахназаров, — мне приходилось видеть Михаила Сергеевича усталым, невыспавшимся, больным, но никогда взгляд у него не был потухшим».
«В Финляндии, — рассказывала его жена, — у Михаила Сергеевича спросили о его завидном самообладании. Он как бы в шутку назвал три причины. Первая — надо сказать спасибо родителям за генетическую способность самообладания. Вторая — спасибо Раисе Максимовне за помощь, поддержку и верность. А третья — вера в правильность жизненного выбора, поставленной цели».
«Не раз Михаил Сергеевич говорил, — вспоминал Наиль Биккенин, — что альпинистов больше гибнет не при восхождении на вершину, а при спуске, считая, что в не меньшей степени это относится и к политикам. Горбачев свой “спуск” совершил достойно… Держался спокойно, выдержанно, своих переживаний не выдавал, не запил (этого за ним вообще не водилось), а нашел себе занятие: лекции, мемуары, встречи, создал собственный фонд…»
Горбачев — трагическая и выдающаяся фигура, честный человек и одаренный политик, который, принимая решения, не ставил во главу угла условие собственного политического выживания.
Если бы он думал о себе, то в любой момент мог сменить курс и пустить в ход силу. И по сей день оставался бы генеральным секретарем ЦК КПСС — здоровьем бог не обидел.
На одном из пленумов ЦК Горбачев обратился к сидящим в зале:
— А что, наверное, вы все думаете, не пора ли наконец генсеку проявить характер?
И стукнул кулаком по столу. Зал обрадованно зааплодировал. Ведь перестройка стала для народа праздником избавления от надоевшей и опротивевшей всем власти. Самодовольные начальники, которых никто не выбирал, которые сами себя назначали на высокие должности, обнаружили, что их ненавидят и презирают.
— Вот, оказывается, чего вы хотите, — разочарованно произнес Горбачев. — Только в кулак и верите.
Демократия — не подарок, не самостоятельно действующий механизм, а форма политической культуры, которую следует развивать и поддерживать. От Февраля до Октября прошло слишком мало времени. От внезапно свалившейся свободы растерялись. Вертикаль власти рухнула, а привычки к самоорганизации не было. Она бы появилась, но не хватило времени.
И сейчас любят говорить, что Россия не готова к демократии, и в семнадцатом звучало то же самое. Ребенок рождается на свет не красавцем. Трудно в этом крохотном существе разглядеть будущую красавицу или олимпийского чемпиона. Но на этом основании не надо выплескивать с водой и ребенка. Ему надо вырасти. А демократия в России такого шанса не получила.
В 1991 году писатель Валентин Григорьевич Распутин сказал Горбачеву:
— Пора употребить не только власть, но и силу для того, чтобы остановить зарвавшихся демократов, заткнуть им рот.
Все ждали, что ответит президент страны. Взгляд его стал мрачным, и он сказал хриплым голосом:
— Нет, что хотите, но крови не будет. Пока я президент, крови в стране не будет.
В другой ситуации Горбачев пророчески заметил:
— Вы и представить себе не можете, как это легко — повернуть назад. Одного слова достаточно.
Он не слабый и не слабонервный. Но не желал принуждения, пытался избежать разделения общества, раскола, разрыва. Добровольно отказался от самовластья, от диктатуры. Хотел, чтобы в обществе привыкли договариваться, а не насиловать друг друга.
Последний пресс-секретарь Горбачева Андрей Грачев приводит любопытные слова Александра Яковлева о Горбачеве:
— Он может то, чего бы я никогда не смог.
Имелось в виду поразительное тактическое мастерство Горбачева, способность к виртуозным политическим маневрам, которые, оставляя в растерянности его оппонентов, заставляли их маршировать против своей воли в нужном ему направлении.
— Я бы сто раз сорвался, — говорил Яковлев, — и сцепился бы с этими подонками, а он ухитряется с ними работать.
Михаил Сергеевич — большой мастер уговаривать, увещевать, убеждать и привлекать на свою сторону. Но есть задачи превыше человеческих сил. Не изменишь в одночасье то, что закладывалось десятилетиями, если не столетиями…
Горбачев — человек без комплексов, без внутренней обиды на весь мир. Михаил Сергеевич — в отличие от тех, кто был в Кремле до и после него, — не видел в оппоненте врага, которого следует немедленно уничтожить. В этом его отличие от большинства советских руководителей. Михаил Сергеевич не желал ломать людей через колено. Если вдуматься, именно за это его и упрекают.
«Забывчивые мы люди, — писал в годы перестройки один из лучших знатоков русской литературы Игорь Дедков. — Самовластья хочется, кнута. Потом дешевого пряника. И опять самовластья. И так без конца».
Раиса Максимовна рассказывала о дочери:
«Во втором классе Иришка писала сочинение “За что я люблю свою маму?”. Оказалось, что главное — за то, что “мама не боится волков”».
Волк не так опасен, как двуногое существо. Августовский путч, который окончательно разрушил единый Советский Союз, стал роковым для Раисы Горбачевой. Запертая в Форосе, она ждала худшего. Десять лет спустя Михаил Сергеевич рассказывал журналистам:
— Раиса Максимовна ударилась в панику. Хотела меня спрятать, боялась, что сделают инвалидом и покажут всему миру, что я действительно болен. Павлов же говорил, мол, Горбачев лежит в кровати, недееспособен и мурлыкает нечто невнятное. А довести до такого состояния пара пустяков: мужики навалились, вогнали что-то — и готово…
«Я стараюсь стереть из памяти некоторые особенно тягостные воспоминания, — говорит дочь Горбачевых Ирина. — И мне это удается. Так спокойнее жить. Наверное, это защита от пережитого стресса. Мой способ выжить. У мамы, по-моему, это не получалось… Только за то, что она открыто была рядом со своим мужем, мама расплатилась здоровьем».
— Все в жизни она принимала близко к сердцу, — сокрушался Горбачев, — и глубоко переживала, была человеком очень ранимым, особенно угнетали ее несправедливость, напраслина. Самым тяжелым было предательство людей, с которыми ее связывали многие годы совместной жизни и работы. Она часто повторяла, что нашей семье пришлось пережить не одну моральную Голгофу.
В июле 1999 года в Институте гематологии у Раисы Горбачевой диагностировали лейкоз. Неизлечимая болезнь убила ее за несколько месяцев. 20 сентября 1999 года ее не стало.
Так что же было в письмах, сожженных женой советского президента в августе 1991 года, после путча? Вовсе не то, что все подозревали. Ни номеров банковских счетов, ни тайных политических помыслов. Раиса Максимовна была крайне щепетильна: хранила даже квитанции на оплату продовольственных заказов из крайкомовской столовой. В роли президентской жены все подарки сдавала в казну. Вообще по характеру была максималисткой.
