Нарастало ощущение неравенства, особенно когда перебои с поставками продуктов стали постоянными. Москвичи, томившиеся в очередях, вызывали зависть у остальной России, где и в очередях-то стоять было бесполезно: все по талонам. Классическое «Понаехали!» первоначально относилось к русским же людям, потянувшимся из провинции в столицу за едой.
При Брежневе высшее чиновничество перестало таиться, привыкло жить на широкую ногу и не стеснялось это демонстрировать.
В стране было больше девятисот общесоюзных, союзно-республиканских и просто республиканских министерств и ведомств. В Совет министров СССР входило 115 (!) человек, поэтому в полном составе собирались лишь раз в квартал.
Пока чиновники наслаждались своими привилегиями за непроницаемым забором, общество как бы ничего не ведало. На тайное неравенство не обижаются. А когда разница в уровне жизни стала бросаться в глаза, это породило всплеск злобы и ненависти.
Образованная публика полагала, что миллионные толпы, выходившие на улицы в перестроечные годы, желают демократии и равных возможностей. А в реальности большинство требовало справедливости в самом архаическом ее понимании: дайте доброго и справедливого начальника, пусть он будет какой угодно самовластный, лишь бы следил за тем, чтобы всем доставалось поровну!
Общество требовало социального равенства. А перестройка и последовавшие перемены в политике и экономике, напротив, привели к еще большему расслоению. Причем, как никогда, очевидному, зримому, больно ранящему и потому особенно обидному.
Леонид Ильич ушел из жизни 10 ноября 1982 года.
Его жена Виктория Петровна вставала в восемь утра — в это время ей вводили инсулин. Когда она проснулась, Леонид Ильич лежал на боку, и она решила, что муж спит. Когда сотрудник охраны пришел его будить, он обнаружил, что Брежнев умер. Пытался, как учили, делать массаж сердца. Но все было бесполезно. Леонид Ильич ушел в мир иной во сне, спокойно и без страданий. Такая кончина всегда считалась счастливой.
Отчетливо помню: мало кто помянул его тогда добрым словом. От симпатий к Леониду Ильичу ничего не осталось. Страна от него устала. Казалось, Брежнев перешел в анекдоты. В любой компании в те годы находился человек, который под общий смех довольно похоже подражал его манере говорить.
Но прошли годы. То, как тогда жили, думали и чувствовали, быстро забылось. Отношение к Леониду Ильичу стало меняться. Пришли к выводу, что и «застой» был не так уж плох и Брежнев сыграл положительную роль в истории страны.
Чем дальше уходит та эпоха, тем больше тех, кто воспринимает Брежнева как символ утерянных спокойствия и надежности, стабильности и справедливости — всего того, чего сильно не хватало нашему народу на протяжении последних лет. Торжествует такая точка зрения: брежневские времена были совсем не так плохи, страна успешно развивалась и сейчас проживаем брежневское наследство, а недостатки можно было исправить…
В реальности все восемнадцать лет его правления происходил упадок страны, который мог стать необратимым. Вот почему искать что-то позитивное в брежневской эпохе бессмысленно. Это прошлое и есть почва нынешних неуспехов и неудач. Брежнев окончательно загнал страну в тупик.
Застой и деградация были следствием не брежневских недугов, а неизбежного провала политической и экономической модели. Дряхление генерального секретаря скорее его символизировало. Сменявшие друг друга старцы на трибуне мавзолея — можно ли придумать более зримую метафору упадка советского строя?
Однако возможность пожизненно править страной такая система обеспечивает. Если бы врачи 4-го Главного управления (медицина для начальства) при Министерстве здравоохранения СССР владели секретом бессмертия, то Леонид Ильич Брежнев, вполне возможно, правил бы нами и по сей день…
Аппарат ЦК составлял длиннейший перечень «писем и телеграмм, поступивших в адрес Виктории Петровны Брежневой с выражением соболезнований в связи с кончиной» ее мужа и пересылал вдове домой. Но и ее жизнь, по существу, кончилась. Впереди были только огорчения, неприятности и страдания.
Сразу после кончины генсека, 13 ноября 1982 года, ЦК и Совмин приняли закрытое постановление «О материальном обеспечении семьи Л. И. Брежнева». Виктории Петровне оставили госдачу с персоналом и охраной. Выделили «чайку» с двумя шоферами. Разрешили пользоваться Объединенной спецбольницей и поликлиникой 4-го Главного управления при Минздраве СССР, что на Мичуринском проспекте, — это самое привилегированное медучреждение.
Но в стране все стремительно менялось. Викторию Петровну выселили с дачи. Подарки, полученные Брежневым, отобрали. К вдове приезжали сотрудники общего отдела ЦК со списками, искали дорогие вещи:
— А где вот эта сабля и сервиз?
В перестроечные времена Виктории Петровне и вовсе пришлось непросто. Дети с внуками оказались не такой уж надежной опорой, как мечталось. На нее тяжело подействовал суд над зятем, Юрием Михайловичем Чурбановым. В определенном смысле на скамью подсудимых рядом с ним усадили и покойного Брежнева. Хлынул поток критических публикаций о брежневской эпохе.
При советской власти управление делами ЦК КПСС выписало Виктории Петровне красивую пенсионную книжку: «Тов. Брежневой В. П. в соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 11 ноября 1976 года установлена пожизненно персональная пенсия союзного значения».
Она получила персональную пенсию еще при жизни Леонида Ильича. Вообще говоря, Виктория Петровна практически не работала. Иных заслуг, помимо заботы о быте генерального секретаря, перед страной, народом и партией не имела. Тем не менее ей установили очень большую по тем временам пенсию: 700 рублей и еще 100 рублей дотации — на продукты со спецбазы.
Когда советская власть рухнула, в райсобесе ей выдали обычное серенькое пенсионное удостоверение. Как всем. В 1992 году установили пенсию — 450 рублей, а уже бушевала инфляция. Поставили штамп: «50-процентная льгота на лекарства». Слабое утешение. Лекарств ей требовалось много, и хороших, то есть дорогих.
У Виктории Петровны был тяжелый диабет. Пока был жив муж, ездила лечиться в Карловы Вары. Постепенно у нее развилась сердечная недостаточность. Добавились и другие напасти. Районная врачебно-трудовая экспертиза выдала ей справку, что она инвалид первой группы по зрению. Записали, что переосвидетельствование не понадобится. Инвалидность установлена бессрочно. Иначе говоря, чуда не случится. Утрата зрения — трагедия. Зато она не читала и не видела всего того, что писали и рассказывали о ее муже.
Большей частью все это было чистой правдой. Но для нее Леонид Ильич оставался единственным мужчиной и верным спутником жизни. Они прожили вместе без месяца пятьдесят четыре года.
Она жила экономно. Пенсия приходила ей на сберегательную книжку. Годами не трогала эти деньги. За два месяца до смерти сняла сразу большую сумму. Виктория Петровна Брежнева умерла 5 июля 1995 года, пережив мужа почти на тринадцать лет.
Проводить в последний путь вдову недавнего главы государства собрались немногие… Похоже, в последние дни ее более всего мучила несложившаяся судьба детей, особенно дочери и внучки. Она вложила в них всю свою жизнь, ничего для них не жалела. Но они, пожалуй, ее только огорчали. И она покинула сей мир в сознании, что уже ничего не в силах изменить. Что может быть печальнее?
