Юрий Владимирович, конечно, сильно отличался от коллег по секретариату ЦК — жестких и малограмотных партийных секретарей, которые привыкли брать нахрапистостью и глоткой.
Андропову, по мнению Арбатова, общение со своими консультантами помогало пополнять знания, притом не только академические. Это общение было и источником информации о повседневной жизни, неортодоксальных оценок и мнений. Он слушал терпеливо Даже то, что не могло ему понравиться. Но часто не комментировал услышанное, никак не реагировал, молчал, это выдавало в нем опытного чиновника.
Андропов не пил и не курил, держался ровно, не кричал, писал стихи, не упуская случая вставить в них нецензурное словечко, любил музыку, хорошо пел, знал много народных и казачьих песен.
С коллегами по партийному руководству его сближала любовь хоккею: он был страстным болельщиком «Динамо».
Его стихотворчество не выходит за рамки любительского, одно стихотворение весьма забавно. Однажды Бовин и Арбатов послали Андропову письмо с поздравлением по какому-то поводу и высказали легкое опасение насчет того, что власть портит людей. Он ответил стихотворением:
Сбрехнул какой-то лиходей,
Как будто портит власть людей.
О том все умники твердят
С тех пор уж много лет подряд,
Не замечая (вот напасть!),
Что чаще люди портят власть.
Отдел, который Андропов возглавил, был новый, и он получил редкую возможность набрать молодых людей, не прошедших школу партийного аппарата, то есть со свежими, неиспорченными мозгами. Обычно в аппарат ЦК принимали только со стажем освобожденной партийной работы, то есть бывших секретарей райкомов-горкомов-обкомов. Использовать их в интеллектуальной работе было трудновато.
Член-корреспондент Академии наук Георгий Хосроевич Шах Назаров, который тоже работал у Андропова, пишет, что помощников он все же подбирал себе из числа партийных чиновников, с ними потом перешел в КГБ. С интеллектуалами Юрий Владимирович любил поговорить, подпитывался их знаниями, пользовался их идеями, но держал на расстоянии — как буржуазнь спецов, а в работе предпочитал партократов, рассчитывая на их собачью преданность…
В определенном смысле Юрий Владимирович сам был крайне ортодоксальным человеком. Своему врачу, Ивану Сергеевичу Клемашеву, сказал:
— Иван Сергеевич, держитесь Ленина и будете твердо ходить по земле.
При Хрущеве, а потом еще больше при Брежневе, стали высоко цениться умелые составители речей и докладов. Доверить эту работ партийным чиновникам никак было нельзя, искали людей с талантами, с эрудицией, с хорошим пером. И Андропов понимал, что может выделиться, располагая таким сильным штатом. Когда ему поручали работу над документом, он мог порадовать Хрущева, потом и Брежнева.
Речи писались действительно замечательные, но, к сожалению, на реальной жизни они мало отражались. Речи становились все лучше и лучше, а дела шли все хуже и хуже — вот какой была ситуация в те годы…
Труды не пропали втуне. В ноябре 1962 года Хрущев сделал секретарями ЦК еще одну группу своих выдвиженцев. Среди них был и Андропов. В аппарате Андропов учился лавировать и стал еще более осторожным, чем прежде.
Уже упоминавшийся Юрий Владимирович Бернов, который работал в отделе у Андропова, вспоминает, как в августе 1963 года Хрущев отправился в Югославию. С собой он взял Андропова, первого секретаря Московского горкома Егорычева и Ленинградского — Толстикова. Вечером, когда Хрущев и Тито пошли отдыхать, Александр Ранкович, второй человек в Югославии, пригласил советскую делегацию в ночной бар. Андропов не пошел, сославшись на усталость.
Наверное, он устал, но и осторожен был до крайности, знал, что секретарю ЦК не следует в ночной бар ходить…
ПРИГОВОР ВРАЧЕЙ
Георгий Шахназаров подметил любопытную деталь — Андропов словно стеснялся своего роста, величины, старался не выпячивать грудь, как это делают уверенные в себе люди. Чуть горбился, не столько от природной застенчивости, сколько от того, что в партийных кругах было принято демонстрировать скромность, это становилось второй натурой.
Чиновный люд на Старой площади передвигался бесшумно, своим поведением и обличьем говоря: чту начальство и готов беззаветно следовать указаниям. Не составлял исключения и Андропов, без чего, вероятно, было бы невозможным его продвижение по ступеням партийной иерархии.
Шахназаров описывает, как они с Юрием Владимировичем живо беседовали, пока не зазвонил аппарат прямой связи с Хрущевым. Шахназаров стал свидетелем поразительного перевоплощения. Буквально на глазах живой, яркий, интересный человек преобразился в солдата, готового выполнить любой приказ командира. В его голосе появились нотки покорности и послушания…
После прихода Брежнева в ЦК роль второго секретаря оспаривали Суслов и Кириленко. Они сражались за право быть рядом с генеральным и рвали друг у друга полномочия.
Андропов пребывал в растерянности: согласовав вопрос с Сусловым, он должен был решить его и с Кириленко, чтобы избежать неприятностей. Но Кириленко мог дать прямо противоположное указание, и тогда Андропов и вовсе оказывался в дурацком положении, не зная, чей приказ выполнять.
Валентин Михайлович Фалин, бывший посол в ФРГ и бывший секретарь ЦК по международным делам, пишет:
«По интеллекту он резко выделялся против других членов руководства, что, пока Андропов пребывал на вторых-третьих ролях, ему не всегда было во благо.
Безапелляционность суждений и наглое поведение коллег его обезоруживало, обижало, побуждало замыкаться в себе. Отсюда весьма сложные отношения у Андропова с другими членами политбюро, когда он сам вошел в его состав, а также с ведущими министрами…»
Став председателем КГБ, ему все равно приходилось лавировать среди сильных мира сего. Конечно, председатель КГБ был личной номенклатурой генерального секретаря, ни перед кем другим не отчитывался. Но в решении многих вопросов Андропов зависел от секретарей ЦК. И не мог позволить себе забывать об остальных членах политбюро. Его бы быстро съели.
Труднее всего было находить общий язык с Кириленко и Сусловым, которые не ладили между собой и не очень любили Андропова. Что поддерживал один, валил второй. Когда Суслова не было, уходил в отпуск или болел, секретариат ЦК вел Кириленко и иногда даже отменял решения, одобренные Сусловым. А все основные практические, в том числе кадровые, решения принимались на секретариате ЦК. Это уже потом, вступая в спор с кем-то из коллег, Андропов научился мягко, но с уверенностью в голосе произносить:
— Я тоже не последний человек в государстве…
После свержения Хрущева Андропов оказался в исключительно трудном положении. Тем более, что в том же, 1964 году умер его покровитель Куусинен. Андропов остался в неприятном одиночестве и не знал, как сложится его судьба, не избавится ли от него новое руководство?
В мощную группу Шелепина он не входил. С новым председателем правительства Косыгиным у него были и вовсе плохие отношения. Суслов, который стал главным идеологом и обладал большим весом, ему не симпатизировал.
