На следующий день Тараки был изолирован. 16 сентября в нии министерства обороны прошло заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки потерял должности председателя Революционного совета и генерального секретаря. Оба поста достались Амину. Первым делом он взялся уничтожать своих противников — расстрелял несколько тысяч человек.
А ведь представительство КГБ сообщало в Москву, что Тараки — это сила и устранить Амина не составит труда. Получилось все наоборот. Теперь уже представительство КГБ должно было во что бы то ни стало свергнуть Амина.
Когда Тараки задушили, собственная судьба Амина была решена. Брежнев счел это личным оскорблением: он гарантировал безопасность Тараки, а его убили.
— Что скажут в других странах? — переживал Брежнев. — Разве можно верить Брежневу, если его заверения в поддержке и защите остаются пустыми словами?
Леонид Ильич санкционировал спецоперацию в Кабуле.
В КГБ сразу же придумали версию, что Амин — агент ЦРУ. Андропов приказал доставить Бабрака Кармаля в Москву. И началась переброска наших спецподразделений в Афганистан. О спецоперации не поставили в известность ни военных советников, ни даже посла.
10 декабря Заплатину позвонили из Москвы: «Ваша дочь просит о немедленной встрече с вами, возвращайтесь». Он тут же вылете в Москву. Разумеется, его дочь ни к кому не обращалась. Заплатина убрали из Кабула, потому что он считал необходимым сотрудничать с Амином. А в Москве приняли иное решение.
Я спрашивал генерала Заплатина:
— Представительство военных и КГБ были вроде как на равных. Но вы не сумели убедить Москву в своей правоте, а сотрудники КГБ смогли. Они были влиятельнее?
— Конечно, — ответил Заплатин. — Оценка политической ситуации в стране — их компетенция. Мне министр обороны на последней беседе именно это пытался втолковать.
Утром Заплатина вызвали к министру, но Устинов уже стоял шинели, уезжал в Кремль, сказал: «Зайдите потом». В ожидании министра Заплатин два часа говорил с начальником Генерального штаба Огарковым. Николай Васильевич спрашивал: не настало ли время ввести войска в Афганистан, чтобы спасти страну? Заплатин твердо отвечал: нельзя, тогда мы втянемся в чужую гражданскую войну.
После заседания политбюро Устинов вернулся и вызвал к себе опять Огаркова, Заплатина и начальника Главного политуправления генерала Епишева.
Огарков сказал министру:
— Товарищ Заплатин остается при своем мнении.
— Почему? — удивился Устинов. — Вы напрасно пытаетесь отстаивать свою позицию. Вот почитайте, что представительство КГБ сообщает о положении в Афганистане.
В шифровке говорилось, что афганская армия развалилась, а Амин находится на грани краха. Это была та самая телеграмма, которую Заплатин отказался подписать в Кабуле.
Заплатин прочитал шифровку и твердо сказал:
— Товарищ министр, это не соответствует действительности. Я знаю, от кого эта информация поступает в КГБ.
Устинов сказал:
— Ты изучаешь тамошнюю обстановку вроде как попутно. А они головой отвечают за каждое слово.
— Понимаю, — кивнул Заплатин. — Если бы была трезвая голова, все было бы правильно, а когда голова пьяная, тогда…
Генерал думал, что министр выгонит его из кабинета. Устинов посмотрел на Заплатина, на Епишева, на Огаркова и как-то задумчиво сказал:
— Но уже поздно.
Именно в тот день на заседании политбюро было принято окончательное решение ввести советские войска в Афганистан.
По словам Фалина, Устинов обещал управиться в Афганистане за несколько месяцев:
— В Афганистане нет военного противника, который в состоянии нам противостоять.
Генерал армии Махмут Ахметович Гареев описывает, как на заседании политбюро начальник Генштаба Огарков высказался против ввода советских войск в Афганистан, заявил, что такая акция чревата очень большими внешнеполитическими осложнениями для Советского Союза.
Андропов оборвал маршала:
— У нас есть кому заниматься политикой. Вам надо думать о военной стороне дела, как лучше выполнить поставленную вам задачу.
На заседании политбюро 6 декабря 1979 года было принято решение согласиться с предложением Андропова и начальника генерального штаба Огаркова отправить «для охраны резиденции Амина» специальный отряд ГРУ Генштаба «общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежность к Вооруженным Силам».
Этот батальон и взял потом штурмом дворец Амина, убив его самого, и его семью, и советского врача, и вообще всех, кто там находился…
Предполагалось, что Хафизулла Амин сам заявит о том, что по его приглашению советские войска входят в Афганистан, а уже потом его уберут. С пропагандистской точки зрения так было бы правильнее. Уже объявили, что Амин выступит по телевидению. Бабрак Кармаль, находившийся под охраной офицеров Девятого управления КГБ, ждал своего часа.
Но КГБ поторопился. Через поваров в президентском дворце Амину дали отравленную пищу. Выступить по телевидению он уже не смог. Но прежде чем Амин потерял сознание, он попросил советского посла прислать врачей — своим не доверял. Наш посол и не подозревал, что КГБ проводит за его спиной спецоперацию в Кабуле. Советские врачи спасли президента только для того, чтобы его через несколько часов расстреляли спецназовцы. Они же в горячке боя убили и одного из советских врачей.
Спецназ КГБ вместе с десантниками штурмом взяли дворец Амина. При этом было убито большое количество афганцев, которые, умирая, не могли поверить, что их убивают лучшие друзья. До последней секунды не верил в это и президент Амин. Его убили вместе с сыновьями.
Полковник Кузнецов рассказывал мне:
— Я находился в ту ночь на узле связи. Там же был представитель КГБ генерал Иванов. Когда он получил сообщение том, что Амина больше нет, он меня расцеловал: все, мы победили!
31 декабря 1979 года Кирпиченко и начальник нелегальной разведки КГБ Юрий Иванович Дроздов доложили Андропову об успешно проведенной операции. Андропов обещал всех наградить.
Андропов в Афганистане попался в ловушку своего ведомства, которое соблазнило его простотой решения проблемы: убрать Амина, доставить в Кабул своего человека Кармаля и поставить его власти. Тайные операции чрезвычайно соблазнительны простотой, дешевизной и секретностью. Потом, правда, все оказывается иначе, но ведь это потом…
Советские войска ввели в Афганистан, когда Брежнев был уже совсем болен и оставался лишь номинальным главой государства. Если бы Брежнев был в порядке, он, скорее всего, не дал бы Андропову, Устинову и Громыко втянуть страну в афганскую авантюру. Как выразился Валентин Фалин, «все дела обделывались за спиной генерального». Точнее было бы сказать, что генеральный секретарь лишился способности трезво оценивать ситуацию. По словам Фалина, Леонид Ильич «переживал упадок разрядки своего любимого внешнеполитического детища, но ничего поделать уже не мог. Если бы даже захотел».
