Объявление независимости Латвии оказалось для стражей порядка неприятным сюрпризом. Малый стаж рижской жизни не гарантировал им получения гражданства, латышского языка они не знали, перспектива служебного роста стала весьма проблематичной.
Министр Вазнис не поехал на базу ОМОНа, где его ждали, вместо этого он нанес «черным беретам» чувствительный удар. Прежний министр разрешил им открыть кооператив «Викинг», который брал на себя охрану ресторанов, кооперативов и отдельных лиц, которым это было по карману. Рижские омоновцы сразу поняли, что значительно приятнее за деньги охранять тех, кого в противном случае, возможно, пришлось бы ловить.
Министр Вазнис запретил своим подчиненным работать в кооперативах. Командир отряда подполковник Эдгар Лымарь отказался подчиняться новому министру и через газету Компартии «Советская Латвия» заявил, что будет выполнять только те приказы, которые не противоречат Конституции СССР и Конституции Латвийской ССР.
Правительство и ОМОН стали врагами.
Когда новый парламент Латвии назначил нового прокурора, омоновцы выставили посты у здания прокуратуры и не впустили его в здание. Так в Риге появились две прокуратуры: Латвийской Республики и Латвийской ССР. Занятые борьбой друг с другом, они мало досаждали преступникам.
Министр Вазнис запретил выдавать взбунтовавшемуся ОМОНу положенную ему амуницию и горючее, написал письмо в Москву с требованием расформировать отряд.
В начале октября 1990 года ОМОН переподчинили 42-й дивизии внутренних войск. От министра внутренних дел СССР Вадима Бакатина потребовали «учесть нарастание сепаратистских настроений в Прибалтике и сохранить там ребят, верных Советской власти». Позднее Бакатин будет раскаиваться в том, что пошел на поводу у первого секретаря ЦК Компартии Латвии Альфредса Петровича Рубикса и сохранил ОМОН…
Приказы из Москвы омоновцам передавал подполковник Гончаренко. После 1991 года он нашел убежище в Приднестровье, где под другой фамилией был назначен заместителем министра внутренних дел непризнанной Приднепровской Молдавской республики. Еще один рижский милиционер — и тоже под другой фамилией — стал там министром безопасности. В Приднестровье бежала большая группа рижских омоновцев, которым там выдали новые документы. Осенью 1993 года они с оружием в руках приехали в Москву, чтобы воевать против Ельцина…
В конце 1990 года Бакатина убрали из министерства внутренних дел. Его место занял Борис Карлович Пуго, который был председателем КГБ Латвии, а затем первым секретарем ЦК Компартии республики. Горбачев сменил преданного себе человека на того, кто предаст его при первой возможности…
Год с небольшим — от провозглашения независимости Латвии до ее признания Москвой — ОМОН был в каком-то смысле хозяином Риги. Его использовали для психологического террора против новой власти. Именно омоновцы стали для латышей олицетворением политики Москвы.
Омоновцы катались по городу, задерживали «подозрительных», без суда и следствия разбирались с «виновными», врывались в рестораны, иногда стреляли, куражились.
Бывший сотрудник ОМОНа Герман Глазер рассказывал на пресс-конференции:
— Командир отряда Млынник готовил бойцов к тому, чтобы «покончить с фашизмом в Латвии и поставить здесь наместника Президента СССР…»
Бакатин, пока был министром, ставил вопрос так: или пусть рижский ОМОН подчиняется республике, или его надо расформировать. Пуго превратил ОМОН в боевой отряд латвийской Компартии. По его приказу ОМОН занял Дом печати, где находились редакции всех республиканских газет и журналов.
— Так вам будет спокойнее работать, — издевательски говорили они журналистам.
Особое усердие при захвате Дома печати проявил старший лейтенант Александр Кузьмин. У него были свои счеты с журналистами. Газета «Советская молодежь» красочно описала, как омоновцы гуляли в ресторане «Соната». Началась пьяная драка, одному из своих противников лейтенант Кузьмин прострелил ногу, другому попал в живот…
КГБ и министерство обороны не смогли получить у Горбачева санкцию на введение в Прибалтике чрезвычайного положения, поэтому пытались спровоцировать балтийские правительства на применение силы. Нужен был предлог для разгона парламента и правительства.
В январе 1991 года ОМОН пытался установить свои порядки в Риге. Отряд взял штурмом здание министерства внутренних дел республики. При этом погибли четыре человека — двое милиционеров, оператор киностудии и случайный прохожий. Омоновцы считали себя хозяевами города. Они говорили:
— Да, мы профессионалы-наемники, но мы живем по законам справедливости.
После этих событий они ощутили ненависть целого города. Теперь они постоянно боялись нападения. На базе два-три раза в ночь объявлялась боевая тревога. Строили дзоты, баррикады из мешков с песком.
После провала августовского путча 1991-го для них все кончилось. Через неделю они бежали из Латвии. Они уезжали на трех бронетранспортерах, на которых было написано: «Мы еще вернемся». Прикрывая отход, омоновцы бросили несколько дымовых шашек. Но никто не пытался помешать им уехать.
КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ
Поведение Бакатина вызывало гнев сторонников консервативной линии. Бакатин к тому же охотно беседовал с журналистами, говорил откровенно, резко. На Горбачева давили, требуя заменить Бакатина. И Горбачев, как выразился сам Вадим Викторович, струсил и сдал министра.
Накануне ноябрьской демонстрации 1990 года Горбачев приказал министру внутренних дел Вадиму Бакатину сделать так, чтобы не было никаких альтернативных демонстраций.
Бакатин доложил, что запрещать демонстрации нельзя — нет у него такого права. Его ответ присутствовавшим не понравился. Председатель КГБ Владимир Крючков потребовал продемонстрировать силу.
Бакатин сказал ему:
— Вот и покажите. Кто хочет запрещать, пусть свой запрет сам и реализует. Милиция этим заниматься не будет.
Горбачев взорвался, обвинил Бакатина в трусости. После совещания Бакатин подошел к Горбачеву, спросил:
— Кому сдавать дела?
Горбачев, не глядя, ответил:
— Продолжай работать! Я скажу, когда сдавать.
Спор на совещании у президента был лишь эпизодом. Отставки Бакатина с поста министра внутренних дел добивались руководители КГБ, а также лидеры Компартий Украины, Белоруссии и особенно Прибалтийских республик. Они требовали жестких мер против новой власти в республиках, а Бакатин исходил из того, что не надо портить отношения с Литвой, Латвией и Эстонией, потом легче будет с ними ладить.
1 декабря Горбачев подписал указ об отставке Бакатина, пригласил его:
— Ну вот, как мы говорили с тобой, теперь время пришло. Тебе надо уйти с этой работы.
Бакатин был к этому готов:
— Вы правы, Михаил Сергеевич, вы меня сюда поставили, вы вправе меня убрать. Если бы я был кадровым милиционером, прошел бы всю жизнь до генерала, то это — крушение моей жизни. Я вас не устраиваю, вы меня можете убрать. Но это ошибка.
