Первый заместитель министра обороны Андрей Кокошин доложил о тревожной ситуации министру обороны Грачеву. Тот тем более не хотел заниматься чужим делом. Тут проявилось извечное противоречие между армией и министерством внутренних дел: никто не хочет таскать каштаны из огня вместо других.
Почему войска вели себя так вяло и так поздно вступили в город?
Ночью в здание министерства обороны приехал глава правительства Черномырдин, затем появился Ельцин. Вместе с ним были начальник Главного управления охраны Михаил Барсуков, главный президентский телохранитель Коржаков со своим заместителем. Грачев до последнего не хотел влезать в это дело. Надеялся, что МВД само справится.
Ельцину пришлось отдать Грачеву письменный приказ подавить мятеж.
Безжалостное государство лучше бессильного? Стрелять или не стрелять — это был тяжкий выбор. Бессильное государство лучше безжалостного, считают последовательные либералы. Соображения гуманности исключают жестокость. У государства нет цели важнее, чем сохранение жизни человека.
Есть противоположная точка зрения: безжалостное к террористам государство лучше бессильного, неспособного справиться с террором. Ведь обязанность государства состоит в обеспечении безопасности всего общества как целого.
Переговоры с боевиками и выполнение их требований невозможны. Государство не может позволить им шантажировать себя, дать им возможность подорвать политику реформ. Поэтому государству приходится быть сильным и безжалостным.
Вопрос состоял в том, что понимать под силой государства.
Для вставших под команду генерала Макашова боевиков достаточно сильной рукой мог быть только их собственный главарь, готовый на бунт, бессмысленный и беспощадный.
На самом деле сильное государство — это правовое государство, принявшее необходимые законы и создавшее службы, способные эти законы исполнять. В осенние дни стало совершенно очевидно, что до этого России еще далеко. Наша милиция была не способна защитить ни нас, ни себя.
Ночью войска вошли в город.
МЯТЕЖ ПОДАВЛЕН
Утром 4 октября президент выступил по радио России:
— Я обращаюсь к гражданам России. Вооруженный фашистско-коммунистический мятеж в Москве будет подавлен в самые кратчайшие сроки… В столице России гремят выстрелы и льется кровь. Свезенные со всей страны боевики, подстрекаемые руководством Белого дома, сеют смерть и разрушения… Чтобы восстановить порядок, спокойствие и мир, в Москву входят войска.
По Белому дому было выпущено двенадцать снарядов — десять болванок, два зажигательных. Этого оказалось достаточно для подавления мятежа.
Когда началась стрельба, Руцкой взывал из Белого дома:
— Я умоляю боевых товарищей! Кто меня слышит! Немедленно на помощь к зданию Верховного Совета! Если слышат меня летчики! Поднимайте боевые машины!
Потом по радиотелефону связался с председателем Конституционного суда Валерием Зорькиным:
— Они бьют из танков, из танков. Танки перестраиваются и выходят на огневые позиции. Валера, звони в посольства… Они не оставят нас здесь в живых. Ты же верующий, е… твою мать…
Те, кто под командованием отставного генерала Макашова захватили мэрию и пытались взять «Останкино», были искренне возмущены тем, что в них тоже стали стрелять.
Никто из них не представлял, зачем они, собственно, все это затеяли. У них не было ни программы, ни соображений, что делать потом. То, чего желали коммунисты, никак не могло нравиться сторонникам монархии, и так далее. Непонятно, что их объединило, кроме слепой ненависти и безумной агрессивности.
Евгений Савостьянов, бывший начальник Московского управления министерства безопасности, рассказывал мне:
— В октябре 1993-го в Москве был вооруженный мятеж. Когда говорят, что войска расстреляли парламент, то я прошу обратить внимание на два обстоятельства. Не погиб ни один депутат парламента и ни один сотрудник аппарата Верховного Совета! А кто же погиб? Случайные прохожие, работники правоохранительных органов, павшие от руки бандитов, и вооруженные бандиты, засевшие в Белом доме и пытавшиеся нападать на объекты в Москве и чуть не устроившие в России гражданскую войну.
В Белый дом стала стекаться братва, бандиты, — вспоминал Савостьянов. — Приехали ребята из Приднестровья, из Русского национального единства. Когда группа Терехова напала на штаб войск СНГ, это уже был открытый вооруженный мятеж. Тактика мятежникое была очевидной — разжигать очаги восстания по всему городу, чтобы в городе начался хаос.
События, которые начались 4 октября, могли привести к гражданской войне. Призывы Руцкого, Хасбулатова и других к армии переходить на сторону съезда народных депутатов могли возыметь силу, поэтому мятеж надо было подавить.
— Почему же министерство безопасности не сумело предотвратить кровопролитие? — спросил я Савостьянова.
— Министерство безопасности не располагало тогда силовыми структурами. Да еще огромную роль сыграла смена эпох. Прежняя агентура КГБ оказалась бесполезной. Все в обществе изменилось. А создать новую агентуру — для этого нужно много времени…
После подавления мятежа было задержано 6580 человек, потом их всех быстро выпустили, осталось человек двадцать.
Ходили слухи о том, что на стадионе «Асморал» (бывший «Красная пресня») ОМОН расстрелял 6 тысяч участников обороны Белого дома. Эти слухи ничем не подтверждаются.
Генеральная прокуратура потом сообщит, что 3–4 октября 1993 года около Белого дома, у здания московской мэрии и в районе телецентра «Останкино» погибло или впоследствии скончалось от ран 123 человека.
7 октября 1993 года в память о погибших Ельцин объявил общенациональный траур. Президент подписал указ о Конституционном суде, который, по его словам, «дважды в 1993 году ставил страну на грань гражданской войны» и сыграл «пособническую роль» в событиях 3–4 октября. Ельцин предложил не проводить заседания суда до принятия новой Конституции.
События осени 1993 года стали поворотными в истории современной России. Страна стояла на пороге гражданской войны. Ельцин сделал то, что приветствовали одни и прокляли другие. Он нарушил Конституцию, чтобы принять другую. Он решил тяжелый политический кризис силовыми средствами.
После октябрьских событий Ельцин стал полноправным хозяином в стране. Отношение к нему мгновенно изменилось. Изменился и он сам. Он не воспользовался своей победой, чтобы стать диктатором. Он провел всеобщие выборы и получил Государственную думу, которая его не жаловала. Но после осени 1993 года в стране наступила политическая стабилизация. И до конца ельцинской эпохи уже не было ни мятежей, ни путчей, ни схваток воинствующей оппозиции с органами правопорядка.
В интервью «Московскому комсомольцу» Голушко рассказывал о событиях октября 1993 года: «Фактически мы не имели никакой серьезной разработки. И я, например, искренне считал, что рано или поздно ситуацию удастся разрешить без применения силы. Если бы Руцкой с Макашовым не повели толпу на „Останкино“, все бы так и произошло. Как непосредственный участник событий могу сказать, что и президент до последнего не желал доводить дело до кровопролития».
