ОБЕДЫ И УЖИНЫ У НАРКОМА
Что за человек был Генрих Григорьевич Ягода? Владимир Филиппович Некрасов, профессор и генерал, автор книг о наркомах и министрах внутренних дел, считает так:
— Ягода был хорошей рабочей лошадкой. Много трудился, быстро схватывал суть дела. Для своего времени он был достаточно грамотным, все-таки имел среднее образование. Или почти среднее. Правда, писал Ягода с большим количеством ошибок. Но это не главное. Главное, что их всех объединяет, и Ягоду, и Ежова, и Берию, — это служение Сталину. В них во всех черты типичных исполнителей…
Я спросил профессора Некрасова:
— Когда речь идет о таких людях, возникает классический вопрос: для того чтобы всем этим заниматься, надо было родиться с определенным характером или сама служба заставляла быть жестоким?
— Говорят, что Берия арестованного мог и дубинкой огреть, — говорит профессор Некрасов. — Ежов допрашивал арестованных, чтобы выбить нужные показания. Но сами они никого не убивали, они превратили органы в молотилку. Поэтому трудно предположить, что это какая-хо генная кровожадность. Думаю, сыграла роль общая обстановка психоза.
Я читал документы Ягоды, его приказы. Вот обратились к нему с письмом: в одной из колоний какой-то начальник, недовольный тем, что плохо план выполняется, в наказание вывел заключенных раздетыми на мороз, в том числе и женщин. Ягода приказал срочно расследовать. Написал резолюцию: «Где вы находите таких мерзавцев? Женщин на мороз! Кто позволил?» Так что рисовать его одной краской было бы неправильно…
Да и сама власть, партийная и советская, требовала от Ягоды только жестоких мер. Иван Михайлович Гронский, который в начале 30-х годов был главным редактором «Известий», много позже рассказывал о том, как он пытался наставить на путь истинный крестьянского поэта Николая Алексеевича Клюева, а тот все не желал вести себя как положено.
«Тогда, — вспоминал Гронский, — я позвонил Ягоде и попросил убрать Н. А. Клюева из Москвы в двадцать четыре часа.
Ягода меня спросил:
— Арестовать?
— Нет, просто выслать из Москвы.
После этого я информировал И. В. Сталина о своем распоряжении, и он его санкционировал».
Николая Клюева расстреляли в томской тюрьме в октябре 1937-го, уже при Ежове.
Писатель Леонид Максимович Леонов вспоминал о том, что Ягода умел внушать страх:
— Однажды у Горького мы пили вместе за одним столом. И вот Ягода тянется ко мне через стол, пьяный, налитый коньяком, глаза навыкате, и буквально хрипит: «Слушайте, Леонов, ответьте мне, зачем вам нужна гегемония в литературе. Ответьте, зачем нужна?» Я тогда увидел в его глазах такую злобу, от которой мне бы не поздоровилось, если бы он мог меня взять. Но не мог тогда…
Михаил Павлович Шрейдер, который служил в центральном аппарате ОГПУ, оставил любопытные воспоминания о Ягоде. По его словам, Генрих Григорьевич был крупным хозяйственником и прекрасным организатором. Под его руководством заключенными строились такие важные объекты, как Беломорско-Балтийский канал. В тюрьмах и лагерях с конца 20-х до середины 30-х годов, по мнению Шрейдера, был образцовый порядок. Неплохо была поставлена работа с беспризорниками и малолетними преступниками, начавшаяся еще при Дзержинском. Однако по натуре Ягода был невероятно высокомерен и тщеславен.
После смерти Менжинского и назначения на пост наркома Ягода совершенно распоясался, пишет Шрейдер, вел себя грубо и развязно, нецензурно выражался на больших совещаниях, терпеть не мог возражений, зато обожал подхалимов и любимчиков. Ягода устраивал у себя на квартире обеды и ужины со своими подхалимами, упивался славой.
Вначале он жил на улице Мархлевского, в доме номер 9, в котором получили квартиры многие видные чекисты, потом переехал в Кремль, где провел последние годы. В доме на улице Мархлевского частенько собирались писатели и журналисты — друзья генерального секретаря Российской ассоциации пролетарских писателей Леопольда Леонидовича Авербаха, шурина Ягоды.
Авербаха потом расстреляли, хотя по матери он был племянником Якова Свердлова. Его жену Елену, дочь Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, который при Ленине был управляющим делами правительства, посадили, а самого Бонч-Бруевича не тронули.
После ареста Ягоды его жену, Иду Авербах, приговорили к пяти годам. А через год, уже в лагере, расстреляли. Она была юристом и написала книгу «От преступления к труду» — о роли трудовых лагерей.
При Ягоде в печати полно было очерков и статей об успехах на строительстве объектов, где использовался труд заключенных, а также о модной тогда перековке преступников.
Когда в 1928 году из Италии возвратился Горький, Ягода сблизился с ним, играл на любви Алексея Максимовича к детям, рассказывал писателю о достижениях ОГПУ в работе с беспризорниками и малолетними преступниками.
20 декабря 1927 года, когда отмечалось десятилетие органов ВЧК — ОГПУ, в лучших ресторанах Москвы — а ими считались «Националь», «Гранд-отель», «Савой» — гуляли различные подразделения госбезопасности. Ягода объехал рестораны и всех поздравил.
Стало практиковаться совещание работников ОГПУ в Кремле под руководством Сталина, который тем самым подчеркивал личную роль в руководстве органами. Всему командному составу внушалось, что госбезопасностью лично руководит Сталин. Постепенно сотрудники органов стали пренебрежительно относиться к местным партийным и советским организациям на местах, считать себя выше их.
В июне 1935 года в Москву приехал известный французский писатель Ромен Роллан. Его принял Сталин. С ним беседовал нарком Ягода, стараясь произвести выгодное впечатление. Роллан записал в Дневнике о Ягоде: «Загадочная личность. Человек по виду утонченный и изысканный… Но его полицейские функции внушают ужас. Он говорит с вами мягко, называя черное белым, а белое черным, и удивленно смотрит честными глазами, если вы начинаете сомневаться в его словах».
УБИЙЦА-ОДИНОЧКА ИЛИ ЗАГОВОР?
1 декабря 1934 года в Смольном был убит член политбюро, секретарь ЦК, первый секретарь Ленинградского обкома и горкома партии, первый секретарь Северо-Западного бюро ЦК Сергей Миронович Киров (это псевдоним, его настоящая фамилия Костриков).
Это убийство до сих пор не расследовано до конца, хотя ученые и следователи много раз брались за него. Создавались целые комиссии. Почему же не удалось все выяснить?
Убийство Кирова в 1934-м очень похоже на убийство американского президента Джона Кеннеди в 1963-м. В обоих случаях есть надежные доказательства вины только самих убийц — Леонида Николаева и Ли Харви Освальда. И в обоих случаях есть веские основаная полагать, что действовал не убийца-одиночка, а существовал заговор.
В Кирова стрелял бывший мелкий работник партийного аппарата Николаев, человек экзальтированный и болезненный. Он убил Кирова выстрелом в затылок в нескольких шагах от кабинета первого секретаря в Смольном.
Подробные воспоминания оставил Михаил Васильевич Росляков, который руководил в Ленинграде областным финансовым отделом. Он прошел через лагеря и выжил. В момент убийства Росляков находился в кабинете второго секретаря обкома Михаила Семеновича Чудова, где шло совещание.